Гибридная война: вас уже атакуют, а вы даже не замечаете

Автор: Эльчин Алыоглу, директор Baku Network

На сайте Baku Network опубликована статья о гибридной войне.

Day.Az представляет полный текст статьи:

Термин "гибридная война" (англ. hybrid warfare) вошел в широкий оборот во второй половине 2000-х - начале 2010-х годов. Под ним понимают новый способ ведения боевых действий, при котором классические военные операции сочетаются с неконвенциональными инструментами давления на государство и общество противника. Это не только удары вооруженных сил, но и кибератаки, экономический саботаж, манипуляция общественным мнением, дезинформационные кампании, а также поддержка сепаратистских или иных антиправительственных движений.

Сегодня понятие "гибридная война" и производные от него термины ("гибридные угрозы", "гибридные атаки") активно используются в политической риторике, аналитике и журналистике. Ими описывают практически все формы враждебных действий, которые не переходят в открытую военную агрессию. В то же время многие эксперты указывают на расплывчатость формулировок, что позволяет использовать этот термин слишком широко, иногда - в чисто пропагандистских целях.

Как возникла концепция "гибридной войны"

Одним из первых в современном смысле термин применил генерал-лейтенант морской пехоты США Джеймс Мэттис. В сентябре 2005 года на оборонном форуме он представил доклад, а вскоре вместе с подполковником Фрэнком Хоффманом опубликовал статью Future Warfare: The Rise of Hybrid Wars. Позднее Хоффман развил эту концепцию в ряде публикаций и книг, уточняя ее через анализ Второй ливанской войны 2006 года. Именно тогда "Хезболла" продемонстрировала уникальную комбинацию - от применения противокорабельных и крылатых ракет до партизанских действий и масштабной медийной кампании, направленной против Израиля.

Хоффман утверждал, что противники США в будущем будут действовать так же: совмещать регулярные вооруженные силы и вооружения с "гибридными" методами - терроризмом, контактами с криминальными структурами, кибератаками и пропагандой. При этом целью будет нанесение максимального физического и психологического ущерба. Его внимание в первую очередь было сосредоточено на негосударственных акторах, способных объединять партизанскую войну и использование современных вооружений.

В классическом определении Хоффмана "гибридная война" - это одновременное использование обычных вооружений, иррегулярной тактики, террористических методов, включая неизбирательное насилие, и криминальных практик. Все эти элементы могут применяться как разными подразделениями, так и одним и тем же, но координироваться они должны так, чтобы усиливать друг друга и создавать синергетический эффект на поле боя.

Эволюция подхода в НАТО и ЕС

С 2010-х годов концепция гибридной войны постепенно вошла в стратегический дискурс НАТО. После присоединения Россией Крыма в 2014 году интерес к теме резко возрос. Понятие "гибридные угрозы" было официально зафиксировано в итоговой декларации саммита НАТО в Уэльсе. Если ранее основной акцент делался на негосударственных группировках ("Талибан", "Хезболла"), то после 2014 года фокус сместился на угрозы со стороны государств - России, Ирана, Китая, КНДР.

В Варшаве, в 2016 году, НАТО признало возможность задействовать статью 5 устава альянса - о коллективной обороне - в случае гибридной агрессии. В том же году блок и ЕС договорились о совместных действиях. Через год в структуре НАТО было создано подразделение по мониторингу гибридных угроз, а ЕС в 2016-м разработал Общую рамочную программу их сдерживания. В 2018 году Еврокомиссия представила совместное коммюнике о мерах укрепления устойчивости перед лицом гибридных атак. В Хельсинки открылся Европейский центр передового опыта по противодействию гибридным угрозам - уникальная структура, объединяющая экспертов НАТО и ЕС.

Национальные инициативы

Наиболее системно концепцию "гибридной войны" встроили в военную доктрину США. Термин и его практическая проработка появились во всех видах вооруженных сил и учебных пособиях. Финляндия и Норвегия также активно адаптировали эти подходы. В Дании в 2018 году в составе вооруженных сил даже появилось специальное подразделение по борьбе с гибридными угрозами.

Таким образом, за неполные два десятилетия понятие, родившееся в статьях американских военных теоретиков, превратилось в ключевой элемент глобальной оборонной стратегии. Сегодня "гибридная война" - это не просто метафора, а реальность, с которой сталкиваются государства по всему миру. А значит, игнорировать ее - значит обрекать себя на поражение в войне, которая уже идет, даже если вы этого еще не заметили.

Альтернативные концепции и причины гибридной войны

В конце 1990-х годов китайские военные теоретики, полковники ВВС НОАК Цяо Лян и Ван Сюнсуй, предложили собственное видение новых форм противостояния. Их концепция "неограниченной войны" (кит. 超限战) включала методы, выходящие далеко за рамки классического военного конфликта: кибератаки, заражение критической инфраструктуры вредоносным ПО, манипуляции на валютных рынках, распространение дезинформации, организацию городского терроризма. Позднее эти идеи нашли отражение в концепции "трех войн" (кит. 三种战法), которая разрабатывалась с начала 2000-х годов и стала официальным направлением доктрины НОАК. Она включала три "неконвенциональные" линии: психологическую, информационную и правовую войны. Последняя предполагала использование норм национального и международного права в качестве оружия для достижения военных и политических целей, особенно в сфере сухопутных и морских границ. В 2013 году в фундаментальном труде "Наука военной стратегии" впервые появилось понятие "военно-гражданского слияния", означавшее комплексное вовлечение экономики, дипломатии и науки в систему стратегического сдерживания.

На Западе идеи гибридности появились раньше, еще в 1990-е. Там обсуждались концепции "войн четвертого поколения", "сложносоставной войны" (compound warfare) и другие теоретические модели, описывающие сочетание регулярных и нерегулярных методов ведения боевых действий. Эти разработки были учтены Фрэнком Хоффманом при формулировании его концепции гибридной войны в 2007 году. Близким, но не тождественным понятием является "серая зона", под которой понимается конфронтация ниже уровня открытого вооруженного конфликта, но с применением политических, экономических и информационных инструментов.

Российский взгляд: "нелинейная война"

В России в феврале 2013 года начальник Генштаба ВС РФ Валерий Герасимов опубликовал в "Военно-промышленном курьере" статью, где описал концепцию "нелинейной войны". Согласно его подходу, стратегические цели могут достигаться через невоенные методы подрывного воздействия: работу с общественным мнением, поддержку политической оппозиции, организацию "цветных революций". В западных аналитических кругах обратили внимание на эту концепцию лишь после событий 2014 года - присоединения Крыма и войны на востоке Украины. С тех пор ее стали называть "доктриной Герасимова". В российской публицистике под "гибридной войной" обычно подразумеваются именно невоенные способы дестабилизации, направленные на подрыв легитимности власти и политической системы.

В Европейском центре по противодействию гибридным угрозам считают, что цель подобных атак - разрушение доверия к демократическим институтам, нагнетание поляризации, подрыв ключевых ценностей демократий и влияние на способность политиков принимать решения.

Почему возникают гибридные войны

Ключевая причина гибридных войн - асимметрия потенциалов. Более слабое государство или структура, не способная противостоять противнику в прямом военном столкновении, получает стимул использовать гибридные инструменты. Это сравнительно дешево, не требует развитой армии, но позволяет наносить серьезный политический и экономический ущерб. Гибридные методы открывают путь к ведению долгосрочной войны на истощение и созданию постоянного давления на оппонента.

Еще одно важное преимущество гибридной войны - возможность отрицать причастность к агрессии. Государство-инициатор может избегать прямой ответственности, уходить от санкций и политической изоляции, прикрываясь "правдоподобным отрицанием". Такая двусмысленность снижает репутационные и правовые риски, которые были бы неизбежны в случае объявления полноценной войны.

Кроме того, гибридная война оставляет пространство для маневра: агрессор может повышать или снижать уровень давления в зависимости от обстоятельств. Это особенно важно в условиях ядерного сдерживания, когда открытый конфликт чреват катастрофическими последствиями.

Для государства-жертвы ситуация гораздо сложнее. Реагировать на такие атаки трудно: они размыты, многоуровневы, не всегда очевидны. Ответные меры часто включают ограничение прав и свобод, ужесточение полицейских практик, усиление контроля над СМИ, что порой лишь усиливает социальное напряжение. Таким образом, гибридная война не только разрушает внешнюю стабильность, но и провоцирует внутренний кризис, превращая общество в арену перманентного конфликта.

Примеры гибридных войн

После событий 2014 года - присоединения Россией Крыма и начала вооруженного конфликта на юго-востоке Украины - дискуссия о гибридной войне получила новый импульс. Западные страны, США и Украина регулярно обвиняли Москву в использовании полного арсенала гибридных методов: от кадровой, финансовой и военной поддержки самопровозглашенных республик Донбасса до масштабной информационной кампании. Россия последовательно отрицала свою причастность, но с началом полномасштабных боевых действий против Украины в 2022 году обвинения усилились.

В июне 2024 года ЕС согласовал новый санкционный режим против России, напрямую увязав его с "гибридными операциями", которые включали саботаж, подрывную деятельность, запугивание, дезинформацию, кибероперации и использование миграции в качестве инструмента давления. А в декабре того же года Евросоюз впервые ввел персональные санкции против граждан России за участие в гибридных атаках. Москва в ответ продолжила отрицать все обвинения. Министр иностранных дел Сергей Лавров не раз называл противостояние с Западом "гибридной войной" уже в обратной интерпретации.

Еще одним примером называют действия Китая в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях. Там, где Пекин имеет территориальные споры с Японией, Вьетнамом, Филиппинами, Тайванем, Малайзией и Брунеем, активно используются "серые" механизмы давления. Одним из самых заметных инструментов стали силы морского ополчения КНР - "синие человечки", фактически сформированные на базе рыболовецкого флота. Они выполняют разведывательные задачи, провоцируют столкновения с кораблями соседних стран, сопровождают строительство искусственных островов. Главная цель этих действий - расширение контроля Китая над морскими территориями и стратегическими коммуникациями.

Свою гибридную стратегию активно развивает и Иран. Его доктрина "передовой обороны" предполагает ведение боевых действий на территории противника руками союзных шиитских формирований. Так называемая "ось сопротивления", включающая "Хезболлу" и другие группировки, контролирует целые территории, сектора экономики и действует в тесной координации с КСИР. Ключевую роль в этом играет элитное подразделение "Кудс", отвечающее за подготовку и вооружение прокси-структур на Ближнем Востоке, а также за диверсии и разведку за пределами Ирана.

Методы гибридной войны

К числу основных инструментов, которые относят к арсеналу гибридных операций, входят:

  • кибератаки и хакерские операции;
  • терроризм и диверсии;
  • распространение дезинформации и манипуляция в интернете;
  • экономический саботаж и атаки на инфраструктуру;
  • "операции под чужим флагом";
  • использование сил спецопераций и разведки;
  • поддержка прокси-групп, повстанцев, сепаратистов и оппозиционных движений;
  • дипломатическое и санкционное давление;
  • вмешательство в выборные процессы, финансирование партий и НПО.

Все эти методы могут комбинироваться, создавая уязвимость для противника и затрудняя его ответные шаги.

Критика концепции

Несмотря на популярность термина, четкого и универсального определения "гибридной войны" до сих пор нет. Разные исследовательские центры выделяют собственные критерии. Так, в Small Wars Journal указывают как минимум пять различных дефиниций, каждая из которых делает акцент на отдельном аспекте - от роли негосударственных акторов до информационного измерения.

Тем не менее сама идея гибридной войны помогает объяснить современную реальность: войны низкой интенсивности, вовлечение трансграничных вооруженных формирований, использование цифровых технологий, а также все более сложные комбинации классических и неконвенциональных средств давления.

По данным Международного комитета Красного Креста, в 2024 году в мире насчитывалось около 120 вооруженных конфликтов, в которые были вовлечены более 60 государств и свыше 120 негосударственных структур. Большинство африканских конфликтов, начиная с 1960-х годов, так или иначе имело иностранный след. Яркий пример последних лет - кризис на востоке Демократической Республики Конго. С конца 2021 года группировка M23 активизировала наступление, а в начале 2025 года захватила обширные территории в провинциях Северное и Южное Киву. ООН и западные страны обвинили Руанду в поддержке мятежников, предоставлении им вооружения и военной техники, а также в участии тысяч кадровых военнослужащих.

Таким образом, гибридная война стала не отвлеченной теорией, а практикой, определяющей характер конфликтов XXI века.

Отсутствие единого определения

Даже на уровне официальных стратегических и доктринальных документов до сих пор нет согласованного и универсального определения гибридной войны. Европейская комиссия трактует "гибридные угрозы" как действия государственных или негосударственных субъектов, которые, используя уязвимости ЕС, применяют комплекс политических, военных, экономических и технологических мер, но не переходят формально к объявлению войны.

В Вооружённых силах Швейцарии гибридную войну определяют как "совокупность политических, экономических, информационных, гуманитарных и военизированных инструментов для достижения стратегических целей", подчёркивая её нерегулярный и скрытный характер.

Учебный циркуляр Минобороны США TC 7-100 описывает гибридные угрозы как "динамическое сочетание регулярных и нерегулярных сил, а также криминальных элементов, объединённых для достижения взаимовыгодных результатов". Эта формулировка почти дословно вошла в военную доктрину Армии США (ADP 3-0). При этом в структуре TRADOC (US Army Training and Doctrine Command) определение ещё шире: сюда относят и использование политических, социальных и криминальных инструментов, а также других некинетических методов для обхода военных ограничений.

В Швеции чаще используют термин "проблематика серой зоны" (gråzonsproblematik) в контексте национальной концепции "тотальной обороны", предполагающей защиту страны от угроз любого характера, не только военных.

Критика и спорные трактовки

Все перечисленные дефиниции подвергаются критике за чрезмерную расплывчатость. Эксперты указывают, что столь широкое понимание "гибридных угроз" превращает термин в универсальный ярлык для обозначения практически любых недружественных действий. В Европарламенте ещё в 2021 году отмечали: отсутствие чёткой терминологии мешает классифицировать угрозы, размывает границы ответственности между институтами и затрудняет разработку целенаправленных мер противодействия.

С другой стороны, часть исследователей - в первую очередь военные историки - предлагают трактовать гибридную войну значительно уже. По их мнению, речь должна идти именно о координации и сочетании регулярных и нерегулярных сил в рамках единой стратегии. Исторически таким принципом пользовались крупные негосударственные организации, обладавшие ресурсами для ведения долгосрочной войны: Вьетминь, позднее Вьетконг, ливанская "Хезболла", "Тигры освобождения Тамил-Илама", а в более недавний период - "Исламское государство" (2014-2017 годы).

Исторические параллели и академические споры

Некоторые военные историки, в частности Уильямсон Мюррей и Питер Мансур, считают, что феномен гибридной войны - не продукт XXI века, а лишь новая упаковка для старых методов ведения боевых действий. Асимметричные практики известны с глубокой древности. Один из ярких примеров - Пелопонесская война (431-405 годы до н.э.) между Афинами и Спартой. Афиняне, закрепившись на острове Пилос неподалеку от Мессении, превратили его в плацдарм, чтобы спровоцировать восстание илотов в тылу Спарты. В качестве агитаторов и диверсантов использовались мессенцы из Навпакта, владевшие местным языком. Илоты начали массово переправляться на Пилос, и Спарта оказалась вынуждена держать значительные силы для предотвращения бунта. Эта угроза подорвала устойчивость Спарты и в итоге подтолкнула её к переговорам.

Автор термина "гибридная война" Фрэнк Хоффман также приводил целый ряд исторических примеров. Среди них - отдельные кампании войны за независимость США, действия наполеоновских войск в Испании, операции Томаса Лоуренса в арабском восстании 1916-1918 годов, ирландское восстание 1919-1920-х годов, война во Вьетнаме. Даже во Второй мировой войне, одной из самых конвенциональных по масштабу, партизанские движения в СССР, Китае и Франции сыграли ключевую роль в подрыве логистики и тылов Германии и Японии, а информационная и пропагандистская работа сопровождала все этапы противостояния.

Холодная война сделала гибридность почти нормой. Северный Вьетнам во время войны за объединение страны использовал одновременно регулярные части Вьетнамской народной армии и партизанские формирования НФОЮВ, применял диверсии, саботаж, террор. США в ответ действовали через тайные операции ЦРУ, вооружая и обучая антикоммунистические силы, например хмонгов в Лаосе, которые воевали против "Патет Лао" и северовьетнамских союзников. Таким образом Вашингтон пытался разрушить логистические маршруты, по которым на юг шли оружие, боеприпасы и люди.

Дискуссии в экспертном сообществе

В академической среде продолжаются дебаты: на каком уровне ведутся гибридные войны - тактическом, оперативном или стратегическом? Одни исследователи считают, что гибридность проявляется прежде всего на поле боя, где соединяются регулярные и нерегулярные методы. Другие подчеркивают стратегический характер гибридных кампаний, направленных на подрыв государственности и деморализацию общества.

Канадский исследователь Жан-Кристоф Буше выделяет ключевую черту гибридных войн - широкое вовлечение гражданских лиц, некомбатантов и негосударственных структур. В свою очередь, американский эксперт по партизанским войнам, полковник Джон Маккуэн, акцентирует внимание на целях гибридной войны: её объектами становятся не только вооружённые силы, но и население страны-противника, население страны-агрессора и международное сообщество. Таким образом, гибридная война оказывается многомерным явлением, где совпадают военные, социальные и информационные измерения.

Гибридная война - это не абстрактное понятие из докладов военных аналитиков и не игра в термины. Это новая реальность мировой политики, в которой линии фронта больше не проходят только по окопам и городам. Сегодня они пролегают через кабельные сети и банковские счета, через сознание масс и общественное мнение, через смартфоны и социальные сети, через доверие к институтам и легитимность власти.

В отличие от классических войн прошлого, гибридная война не имеет начала и конца, не сопровождается формальными декларациями и парадами победителей. Она незрима, растянута во времени, переплетает военные, экономические, информационные и культурные измерения. В ней оружием становится всё: слово, санкции, вирусный ролик, теракт, взлом серверов или массовый исход мигрантов. Это война, где противник может отрицать собственное участие, где ответственность размыта, а поражение часто наступает ещё до того, как прозвучал первый выстрел.

История показывает: асимметричные и комбинированные методы сопровождали человечество всегда - от восстаний илотов в Спарте до партизанских войн XX века. Но именно в XXI веке они приобрели глобальный и системный характер. Теперь гибридность стала не исключением, а нормой. Ни одно государство - ни слабое, ни сильное - не защищено от этих ударов. Более того, чем открытее и демократичнее общество, тем уязвимее оно перед манипуляцией, информационным саботажем и политическим подрывом.

Гибридная война - это вызов будущему. Она превращает планету в пространство постоянного конфликта, где война и мир переплетаются, где тыл становится фронтом, а каждый гражданин - потенциальным объектом или инструментом атаки. Побеждает в ней не тот, у кого больше танков и ракет, а тот, кто способен защитить свои ценности, укрепить устойчивость общества, создать иммунитет к хаосу и лжи.

И если в прошлом война завершалась подписями под мирным договором, то в гибридной эпохе мир - это не состояние, а лишь пауза между атаками. Именно поэтому вопрос звучит так: готовы ли мы признать, что война уже идёт, даже если её не видно? Ведь тот, кто отказывается это понять, неизбежно проигрывает.