Фуад Ахундов: "Мой образ жизни: гышлаг - в Торонто, яйлаг – в Баку" - ИНТЕРВЬЮ - ФОТО Интервью Day.Az с историком-любителем, автором и ведущим телевизионного цикла "Бакинские тайны" Фуадом Ахундовым.

- Вас можно назвать человеком успешным. Как считаете, остались у вас какие-то нереализованные таланты?

- Я не думаю, что у меня вообще есть какие-то таланты. У меня есть некоторые способности к языкам, которые я частично реализовал. В частности, в английском. И в то же время я не считаю, что что-то упустил. Я всегда занимался тем, что мне было приятно.

У меня сложилось несколько жизненно важных афоризмов. Вот один из них: семья и работа хороши ровно настолько, насколько они НЕ МЕШАЮТ жить вне работы и вне семьи. Мне повезло: ни моя семья, ни моя работа никогда не мешали мне реализовывать себя вне работы и вне семьи.



 

Мама всегда жалела, что не обучила меня музыке. Не знаю, что бы из меня получилось в музыкальном плане, но потом появилась жена, которая пристрастила меня к караоке. С беременной на восьмом месяце женой мы ходили на бальные танцы. Очень люблю национальные танцы, хотя и тут далеко не профессионал. А вот супруга профессионально исполняет танцы живота. В Торонто она обучает этому искусству на дому, превратив гостиную съёмной квартиры в импровизированную студию. Замечательное занятие, по-восточному приятное, элегантное и красивое.

Как-то у Кончаловского я встретил интересную фразу, формулу успешного человека: "Успешный человек - это человек, который не имеет долгов, остается самим собой и живет, как он хочет". Можно не быть состоятельным человеком, но быть человеком состоявшимся. Я не хочу сказать, что я состоялся. Но, во всяком случае, в свои 46 лет я не имею долгов, живя в таком обществе, как канадское, где тебя оплетают долгами как паутиной, пытаются заманить в ипотеку и т.п. Я остаюсь самим собой, вне зависимости от того, где я живу. И я живу, в принципе, так, как я хочу.

- Это ваше завоевание, или и в детстве родители давали вам возможность жить как хотите?

- У меня очень своеобразная семья. Мои родители - востоковеды, арабисты. Судьба распорядилась так, что мама была учительницей папы. У них была очень небольшая разница в возрасте, 3 года, и когда маму как лучшую студентку на последнем курсе попросили вести занятия у первокурсников, её первым студентом оказался мой отец. Папа влюбился в свою учительницу и всячески пытался произвести на неё впечатление. Мама была учительницей строгой, поэтому добиться у неё успеха можно было только одним: учёбой. Так что отец был очень прилежным студентом. Впоследствии этот студенческий роман вылился в довольно долгий, сложившийся брак, к сожалению, прерванный безвременным уходом из жизни мамы в 2003 году.



 

Выросший в семье востоковедов, я четыре раза менял школу в детстве. Во втором и пятом классах я учился в Ираке, в Насирии и Багдаде. Затем навещал родителей в Йемене, и уже тогда, будучи ребенком, очень полюбил Восток.

- Сколько вам было тогда?

- 9, 12 и 15 лет. Когда видишь, что сейчас происходит на Ближнем Востоке, и вспоминаешь Ирак конца 70-х-начала 80-х годов прошлого века, становится очень больно. Ведь это часть моего детства. И это была замечательная страна, прекрасные люди. Да, она не была европейской, хотя Ирак всегда был светским государством, и, может, именно этим страна и была хороша.

А в этом году мне посчастливилось побывать в своеобразной жемчужине Востока - Ливане. И я в восторге! Изумительная страна, где христианство уживается с исламом, где Восток и Запад нашли, пусть и после мучительного поиска, форму гармоничного сосуществования.

- Поменяв столько школ и стран, интересно, на каком языке вы учились?

- В Баку я учился в 23-й школе. А в Ираке была советская школа. В то время в Ираке была 13-тысячная колония советских специалистов. Соответственно, присылали очень подготовленных учителей из московских и ленинградских школ.

Возможно, именно в тот период я и принял решение пойти по стопам родителей и поступил на тот же факультет востоковедения АГУ по окончании школы, в 1985 году. Мой первый курс в университете был самым памятным, я просто наслаждался учебой. Из Ахундовской библиотеки меня выкуривали, выключая свет в общем зале.



 

Затем последовала советская армия, в которую я пошел совершенно осознанно. В 1986-ом - забрали в армию, в 1988-ом - дембель. Мне надо было попасть в армию, чтобы понять, почему передачу "Служу Советскому Союзу" советские солдаты называли "В гостях у сказки". Правда, родители втайне от меня немного "подсуетились". Они не стали противиться моему желанию служить, но сделали так, чтобы я попал в стройбат. А ведь тогда еще был Афганистан. Я возмущался, что в стройбате не было оружия. А через 2 месяца службы я благодарил судьбу за то, что оружия нам не выдавали.

Впервые с этническими трениями я столкнулся именно в армии. Это были региональные конфликты - славяне, Кавказ, Средняя Азия. Но я совершенно не жалею об армейской школе, которую многие советовали пройти заочно. Это была очень неплохая закалка, в первую очередь с психологической точки зрения.

Я был комсоргом части, занимался организацией досуга военных строителей, умудрился даже "продать душу дьяволу", то бишь, стать кандидатом в члены КПСС, но впоследствии вышел из её рядов и дал себе слово: НИКОГДА, НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ ни в какие партии не вступать и не заниматься политикой.

- Где вы служили?

- В Подмосковье, в Реутово. Уволился, вернулся в университет, правда, в другое здание. На первом курсе я учился в уютном особняке бывшей Тагиевской женской школы, что у станции метро "Ичеришехер", а тогда - "Баксовет". Зимой наш отсек здания почему-то не отапливался, приходилось заниматься в верхней одежде, но было на удивление тепло и комфортно: замечательные педагоги, располагающая студенческая среда. После армии пришлось учиться в совершенно безликом девятиэтажном новом здании БГУ - этакий "музыкальный ящик", обдуваемый всеми ветрами и совершенно не располагающий к учебе. Внешний неуют здания полностью соответствовал неуюту общей обстановки того времени. 1988 год, начало конфликта. Месяцами не проводились занятия. Именно в этих условиях я окончил востфак в 1992 году.

Резко изменилась конъюнктура. Если в советское время востоковед имел весьма радужные перспективы работы за рубежом, с распадом СССР отпала необходимость в арабистах. Понимание того, что язык мне не пригодится, охладило мое отношение к учебе. На 3-4 курсе я знал, что по стопам родителей уже не пойду. И именно в этот период у меня проклюнулся интерес к истории и архитектуре Баку через персоналии дореволюционных бакинских домовладельцев, владельцев недвижимости, ярких личностей. Параллельно с учебой я стал заниматься своими первыми исследованиями, публиковать в печати статьи. Одновременно с этим работал санитаром в Республиканском наркологическом диспансере, зарабатывая на жизнь.

- Насколько сложно было получить доступ к документам?

- Я обходил семьи старых бакинцев, где зачастую сохранялись ценные фамильные документы, фотоматериалы. Все, что находил в семьях, я относил в государственный архив кинофотодокументов. Там работала изумительная женщина, блаженной памяти Нина Григорьевна Фищева. Она была архивистом от Бога, и потому всё, что я находил в семьях, скрупулёзно документировалось, аннотировалось и архивировалось. Оригинал фотографии вместе с великолепной копией возвращался в семью, негатив оставался в архиве, а мне делались копии как материалов, которые я приносил, так и архивных снимков. И это был кладезь, который, к счастью, не затронули даже те смутные времена. Архив в то время стал для меня своего рода отдушиной, возможностью убежать от отвращающих реалий в глубь исторического прошлого.

В 1993 году я устроился работать в Интерпол, с которым были связаны 14 последующих и далеко не худших лет моей жизни. До сих пор с необыкновенной теплотой вспоминаю эти годы, своих начальников, своего министра (министра внутренних дел), с которыми и по сей день поддерживаю самые лучшие отношения и очень этим дорожу. Человеческие отношения - это, пожалуй, ценный капитал, который мне удалось сохранить. В период интерполовской деятельности мне очень везло на руководителей. Они всегда предоставляли мне творческую свободу. Мне сложно представить какую-либо страну или какое-либо иное учреждение, где, будучи работником органов внутренних дел, ты занимаешься историческими исследованиями, проводишь экскурсии, ведешь передачу.

Кстати, именно работая в Интерполе, я умудрился окончить Гарвардский университет.

- Вы получали научную степень в Гарварде?

- Да, я магистр в области государственного управления. Я приехал в 2000-ом, а уехал в 2001 году. Возрастная структура студентов в нашей программе варьировалась от 28 до 62 лет. Вы могли получить больше информации у человека, сидящего рядом с вами, нежели у педагога. В плане человеческого общения Гарвард дал мне очень многое. Низкий поклон моему руководству, которое на год отпустило меня как в командировку, сохранив за мной мое место. Учась в Гарварде, я взял несколько курсов в Массачуссетском Технологическом Университете, изучал там архитектуру. И это были самые лучшие и памятные из всех моих курсов, хотя конечно же профи в архитектуре я не стал. Если меня спросите, что мне дал Гарвард с точки зрения моей практической деятельности, вы будете удивлены: НИЧЕГО.

- Как же так...?

- Проблема отнюдь не в Гарварде. Проблема - во мне, точнее, в отсутствии видения того, кем я хочу быть и для чего мне нужно получаемое образование. Школа государственного управления имени Дж.Кеннеди в Гарвардском университете была и остается великолепным трамплином для тех, кто строит амбициозные планы, карьеру, зачастую в политике. Я далёк от всего этого. Но престиж Гарварда воспреобладал.

С другой стороны, сработал реликт советской ментальности - образование ради образования. Образование, не привязанное к практическим реалиям, остается пустым грузом. Гарвард не дал мне ничего, это не проблема Гарварда. Гарвард - замечательный университет, я ему до сих пор благодарен за то, что там я встал на коньки и стал заниматься греблей. По-своему очень памятный период: сын только родился, жена, молодая семья. И это несмотря на материальные сложности. Для нас в Гарварде пойти в МакДоналдс было праздником. Если бы не помощь Министерства внутренних дел, возможно, положили бы зубы на полку. Стипендия была очень небольшой.



После Гарварда я вернулся на то же место в Интерпол. Мне предлагали должность начальника управления в МВД, но я отказался и не жалею, потому что у меня всегда был железный принцип - лучше быть хорошим исполнителем, чем плохим начальником.

Вот и сейчас заканчиваю учебу в Университете Торонто, своеобразный канадский Гарвард. Но опять советская глупость - образование ради образования. Образование должно быть прикладным. Мое образование никогда не было прикладным, и поэтому, отучившись 5 лет на востфаке, я так и не стал арабистом.

Куда как более мне пригодилась вторая специальность, которую мы получали на востфаке - преподаватель русского языка и литературы. Так, после университета я год проработал в одной из центральных средних школ в Баку. Моими первыми подопытными кроликами в плане истории Баку и нетрадиционных экскурсий были дети, мои ученики. На них обкатывал все эти идеи.

В то же время, например, английский, который я благодаря родителям с детства изучал с репетиторами, а потом имел неплохую практику с приезжавшими сюда американцами, сейчас меня кормит. Азербайджанский, которому я никогда не учился и владение которым у меня, к стыду моему, до сих пор оставляет желать лучшего, необычайно полезен в синхронных переводах. Мне приходилось изучать его на практике, набивая шишки. То есть в моей жизни то, что я изучал официально, никогда не становилось моей специальностью, а моя реальная работа всегда была результатом каких-то увлечений.

- Какое именно направление в архитектуре вы изучали?

- Историю и теорию архитектуры, вводный курс. Философские размышления об архитектуре. Гарвард меня за эти классы не кредитовал, так как это не соответствовало профилю школы Кеннеди. Школа Кеннеди готовит политических деятелей, а для меня политика всегда была не просто табуированным занятием. "Занимайся чем хочешь, но не политикой", - говорю я своему сыну, как в своё время говорил мне мой отец. Кстати, в романе "Али и Нино" то же самое герою книги говорит его отец. Я хотел изучать право, но внезапно представилась возможность поехать в Гарвард, и престиж университета перебил специальность. Однако, оказавшись в очень политизированной среде, я был далек от того, чем жила школа Кеннеди.

- Какая она, ваша жизнь в Канаде? Что больше всего удивило там, что разочаровало?

- Если говорить об эмиграции, я - классический пример антирекламы. Человек, который вродеуехал, но так и не смог эмигрировать. В момент своего отъезда я не воспринимал изменений, происходящих в Баку, трансформации облика города. Я уехал, это было эмоциональное решение. Моя жена этого не поддерживала. Однако отъезд не решил проблемы.



 

Вопрос в том, насколько ты можешь найти себя в том обществе, где ты живешь. В канадском обществе я себя не нашел. Оказалось, что для того, чтобы эмигрировать по-настоящему, надо обрубить все то, что ты имеешь в стране происхождения, а это - болезненный процесс. У меня не нашлось сил оборвать связи с Баку, о чем сейчас не жалею. Тот капитал человеческих отношений, который я имею здесь, в Канаде потребует еще одной жизни, а мне уже 46. Но зато моя жена, которая была против отъезда, сейчас обожает Канаду. А сын, который заканчивает школу в Канаде, уже является продуктом того общества. Мне сейчас приходится нанимать ему педагогов по азербайджанскому языку и заставлять читать вслух по-русски.

В то же время я не противопоставляю Канаду Азербайджану. Для меня две эти среды - взаимодополняющие. То очень многое, чего я не имею и уже никогда не буду иметь в Торонто, я нахожу в Баку. Но есть и нечто по-своему важное, что я нахожу в Торонто и чего пока, увы, не могу реализовать в Баку. Тут я не могу ездить на велосипеде. Не могу заниматься греблей в Каспийском море.

Вместе с тем, мой график в Баку необычайно плотный: с корабля на бал: мероприятия, проекты, переводы, идеи, фильмы, передачи. Здесь не хватает 24 часов в сутки. Это, конечно, увлекательно, но подобный образ жизни просто изнашивает. И когда усталость подступает конкретно, я еду в Канаду и отдыхаю. Если для русскоязычной эмиграции Канада - это трудовой лагерь с усиленным питанием, для меня Канада - зона отдыха с умеренно-разумным питанием. Однако спустя месяц-полтора в Торонто я начинаю лезть на стенку. И тогда я должен опять приехать в Баку и вновь окунуться в его бешеный ритм.

- Сколько примерно времени вы проводите в Баку и сколько - в Торонто?

- Две трети, три четверти - здесь, оставшееся время - там. Мой образ жизни напоминает образ жизни выпасного животного: гышлаг, то бишь, зимовка в Торонто, яйлаг, летний выпас - в Баку. В Канаде все ненавидят зиму, а я наслаждаюсь зимними видами, снегом. Зашкаливает за минус 30, а я могу себе позволить спокойно ездить на велосипеде. Я люблю канадский холод и бакинское лето. Эти два полюса позволяют мне жить в том температурно-ментальном режиме, который меня устраивает на данный момент.



 

- Есть у вас какое-то неожиданные хобби?

- Я собираю коллекционные автомобили с 10-летнего возраста. У меня солидная коллекция. В последнее время я стал собирать и фигурки, сомасштабные моделям, что позволяет создавать композиции с историческими личностями или киногероями. У меня есть, например, Сталин на своем "ЗИСе", Хрущев на своем "ЗИЛе", Де Голль на Citroen, Черчиль рядом с танком своего имени. Да, это увлечение больно бьет по семейному бюджету, но доставляет мне огромное удовлетворение.

Я собираю фотографии старого Баку, но это уже не просто хобби, а нечто такое, что позволяет мне реализовывать свои экскурсии.

Увлекаюсь плаваньем, раньше плавал на дистанции, сейчас уже меньше. Плаваю баттерфляем, он красив, но энергозатратен. Когда приходится плыть перед камерой во время передач, предпочитаю баттерфляй. Потом перехожу на кроль. Брас не люблю, очень медленный и какой-то старческий стиль. Может, у меня не поставлена техника. А вот кроль - золотое сечение. Могу плыть на довольно приличные расстояния, в 1998 году я проплыл 12 километров в Каспийском море. Если я программирую себя на какую-то дистанцию, то, как правило, я ее одолеваю.

Но это - гены, мои прадед и дед по материнской линии были офицерами морского флота. Дед к тому же умудрился быть играющим тренером команды по водному поло Краснознаменной Каспийской Флотилии. Когда я учился в Гарварде, я участвовал в заплыве на милю в Бостоне, но пришел далеко не первым. Там куда как более подготовленная публика.

- Чем еще, помимо плавания и отдыха, вы занимаетесь в Канаде? Вы работаете?

- Практически нет. Мне не удалось найти ничего лучше, чем работа охранника. Скука фиолетовая! Я уже не в том возрасте, чтобы работать ради работы. Работа должна приносить достаток и удовлетворение. Хотя поначалу работа в охране была по-своему интересна: в первое время я охранял дом в криминогенном районе, где время от времени постреливали. Но у меня были хорошие отношения с местным контингентом.

Будучи охранником, мне практически никогда не приходилось применять дубинку, до сих пор не умею этого делать. И не хочу. Язык - главное оружие, даже у охранника. Когда с человеком говоришь на человеческом языке, понятном ему, не лебезя, в большинстве случаев получаешь нормальный ответ. Я охранял жилой массив. Допустим, если жилец курит марихуану дома, это - его личное дело, если же он делает это на лестнице, я должен попросить его продолжить это "интеллектуальное" занятие в своем жилище. Интересный опыт, но он меня больше не привлекает.

- Как я понимаю, по-настоящему живете вы именно в Баку. Одни ваши экскурсии чего стоят. Интересно было бы узнать, как они начинались?

- В течение десятилетий, с начала девяностых годов, мою аудиторию на 90% составляли иностранцы: журналисты, представители компаний, дипломатических корпусов, туристы. В американском посольстве работала одна очень милая турчанка, жена американского дипломата, которая стала собирать мне группы иностранцев, практически открывавших в то время Баку для себя. А в прошлом году очень милая бакинка начала собирать заинтересованные группы, но уже из наших соотечественников. Как выяснилось, у наших людей интерес к истории и архитектуре города был ничуть не меньшим. Он просто искал выхода. Сейчас порядка 90% посетителей моих туров - наши. И эта аудитория оказалась самой благодарной. Да, мне, может быть, сложнее, но это люди, с которыми я разговариваю на своем языке, причём не лингвистически, а ментально. На языке общих ценностей, общего воспитания.

- Что бы вы пожелали нашим читателям в 2015 году?

- Я бы хотел, чтобы этот год был бы не хуже, чем предыдущий. Чтобы страна оставалась такой, какая она есть, чтобы она развивалась и представляла себя миру через спорт, искусство, архитектуру, кухню, гендер, всё то, чем мы можем запомниться.

Мне импонируют масштабные проекты последних лет. Но вместе с тем, когда мы осуществляем какие-либо серьёзные начинания, мы не должны приурочивать их к какому-то событию. Это надо делать с долгосрочной перспективой и ДЛЯ СЕБЯ. Я хочу, чтобы мы научились жить в первую очередь для себя, уважать самих себя, ибо только так мы сможем заслужить уважение к себе.