Александр Шаровский: "Театр компенсирует какие-то мои страдания" - ИНТЕРВЬЮ
- Любопытно, что, окончив Азербайджанский государственный университет иностранных языков, вы пришли в мир театра. Как это получилось?
- В мир театра я пришел намного раньше, когда мне было 18 лет. Я уже со школы занимался в драмкружке, но мои родители не хотели даже слышать о моем театральном будущем. Они мечтали, чтобы я стал врачом.
На самом деле, это очень известная история. История любви. Я был влюблен в пианистку из ТЮЗа, и так получилось, что у меня завязался с ней юношеский роман. Надо было ее как-то завоевывать, и я, никому ничего не говоря, пришел в ТЮЗ, главным режиссером которого тогда был Зафар Пашаевич Нейматов. И я сообщил ему и директору ТЮЗа, что хочу быть артистом.
Естественно, я скрыл, что моя цель - поразить воображение девушки. Они мне предложили подготовить стишок, какую-нибудь басню и прийти через неделю для просмотра. Так я попал в театр.
Мой выход на сцену, во время первой репетиции, ее сразил и очень скоро мы поженились. Театр, конечно, меня околдовал, но родители все же настаивали, чтобы я учился. Так я поступил на вечерний факультет Института иностранных языков, каждый год говоря, что уйду из театра.
Да, мы поженились, тоже в тайне. Но все тайное становится явным. Мы прожили с ней 14 лет, потом разошлись, а в театре я остался навсегда. Вот такая странная история моего театрального начала. (улыбается)
- Очень интересная история. Можно ли сказать, что в вашей жизни была несчастная любовь?
- Почему несчастная?! Любовь всегда начинается страстно, но не всегда заканчивается так. Если бы не это, то не было бы в моей жизни и театра. Может быть, это и компенсирует какие-то мои страдания (смеется).
- Говорят, что легче всего играть злодеев. Вы с этим согласны? И приходилось ли вам играть такие роли?
- Нет, я не слышал о том, что злодеев играть легко. Да, трудно играть "чистых героев". Как говорил один умный человек: "играть белое на белом трудно". Просто в ролях комических, или в ролях злодеев есть те черты, которые можно подчеркнуть, утрировать и на них делать роль. А когда ты играешь, скажем, Гамлета или Ромео, надо же играть героя, а это достаточно сложно. Чтобы он человеком остался, и в тоже время, чтобы не было некой иконы, ходящей по сцене.
- Как вы относитесь к интерпретации классики? Некоторые, например, считают, что это портит вкусы зрителей.
- Нет, это неверно. Во-первых, любая пьеса, будь то классическая или современная, нуждается в том, чтобы ее превращали в театральное действие. Пьеса - это монологи или диалоги, записанные словами. Задача театра, прежде всего режиссера-постановщика, придать ей объем, форму, иное качество. Слова должны превратиться в действия, действия должны превратиться в атмосферу, которая перекинется в зал и заразит публику. Это же вид творчества, поэтому надо интерпретировать всегда.
Видимо, речь идет о том, что многие меняют, подминают под себя классику. Но и этому есть свое объяснение. Любое произведение должно быть актуальным. А если оно не перекликается со временем, то начинает напоминать некий музейный экспонат, вещь, которая долго лежала в нафталине. На нее можно посмотреть и отвернуться. А если ты, ставя классику на сцене, хочешь поразить зал, тебе нужно сделать так, чтобы это было интересно сегодняшней публике. Чтобы сегодня был интересен Мирза Фатали Ахундов, Островский, Шекспир, Низами. Понятие интерпретации существует и потому, что без этого нет перехода от слов к сценическим образам.
- Как вы считаете, чем отличается театр в Азербайджане от европейского театра?
- Ничем. Вообще театры мира ничем не отличаются друг от друга. Кроме того, что одни театры больше и богаче, а другие - беднее и меньше. Мне приходилось видеть разные театры. В принципе, театр тем и замечателен, что нужна некая площадка, нужно несколько людей, нужны свечи или же современное оборудование. На сцену выходят люди, говорят текст и действуют этим текстом. Поэтому я, в общем-то, и не вижу большой разницы в театрах. Это одна большая семья.
- Как вы оцениваете уровень интереса бакинской молодежи к театру? Как сегодня расценивается театр: как культурный вид отдыха или средство для получения моральной пищи?
- Этот вопрос все время муссируется с момента появления театра. Маяковский говорил: "театр это не отображающее зеркало, а увеличительное стекло". Я думаю, что существует некоторое сочетание. Для того чтобы учить, нужно знать больше тех, кто сидит в зале? Это неправда. В зале может сидеть и гениальный философ. Я бы сказал, что скорее нужно не учить, а заражать. Заражать пафосом того, что ты считаешь главным в спектакле. Если ты ставишь спектакль, где главная мысль в том, что нужно уметь хранить любовь и ценить дружбу, то ты просто показываешь свое отношение к этому, а остальное уже дело зрителя.
Театр, как вид отдыха, это тоже не совсем точно. Хотя есть такие спектакли, скажем, легкое театральное чтиво, где все происходит без каких-то глубоких внутренних побуждений. Но все же, задача театра - уметь подарить публике удовольствие от акта, совершенного на сцене, чтобы получить искренние аплодисменты и суметь сыграть так, чтобы человек сопереживал. Вот такое сочетание.
- Как вы думаете, нужно ли актеру быть влюбленным, чтобы правильно сыграть любовь на сцене?
- Это вопрос подхода. В театре, как и в любой другой сфере человеческой деятельности, существовали театральные философы. Некоторые из них настаивали на том, что нужно прожить жизнь персонажа, углубляясь в его страдания, в его психологию, в его эмоции, чтобы заразить зрителя. Возникает вопрос: а если герой в конце умирает?!
В знаменитой работе "Парадокс об актере" Дидро пишет, что актер - это некое средство передачи информации, которая больше изображает. Есть еще такая фраза, что актер должен быть не внутри роли, а рядом с ролью. Я же считаю, что быть в роли - это значит быть внутри проблемы, понимать действие, понимать, что движет персонажем.
Если я играю, то я живу этой ролью, я - он, я - внутри него. Но полного слияния с ролью быть не может по природе. В общем-то, ведь актёр обманывает зрителя. Что чувствует на сцене артист, когда умирает? Он чувствует радость от того, что ему поверили (улыбается). Да, герой может заплакать, но главная цель - чтобы заплакал зритель. Шаляпин вообще считал, что плакать на сцене артисту не надо. Когда же мне приходится заставлять зрителя плакать во время игры, я плачу сам. Все-таки, это некое изображение, и чем оно правдоподобнее, тем выше класс артиста.
- Чего вы больше ждете от публики: потрясения, слез, восхищения?
- Что я жду от зала? (задумался) От зала я всегда жду понимания, сочувствия. "И нам сочувствие дается, как нам дается благодать". Потому что, чтобы сделать один спектакль, затрачиваются огромные усилия большого количества людей. Я всегда завидовал людям солирующим. Допустим, скрипачу, художнику, который берет холст, кисточку, и он один. А театр - это многосоставная композиция, где нужны художники, гримеры, костюмеры, режиссеры, композиторы, артисты, осветители. Нужно много людей, которые должны объединиться в одном дыхании и, по большому счету, должны удивить зал. Именно удивить и открыть для них что-то новое. Потому что сейчас люди информированные, у них сейчас есть возможность увидеть, например, по Интернету любой спектакль любой страны и любого театра.
Я всегда от зала жду живого общения, сочувствия. Чтобы зал и сцена жили одним дыханием.
- Приходилось слышать, что депрессия в жизни творческих людей - вещь частая. А с вами такое случается?
- Да... Время от времени. Когда не приходит новая идея, когда сидишь перед новой пьесой и думаешь, с какой стороны ее "есть". Депрессия бывает от того, что тебя не понимают артисты, люди, с которыми ты работаешь, они не живут в унисон с твоими мыслями. Но с ней надо бороться, справляться, иначе театр просто остановится. Мне кажется, депрессия такая вещь, которой подвержено все человечество, люди любых профессий могут страдать от депрессии.
- Почему чаще актеры становится режиссерами, а не наоборот?
- По правде, я пошел в режиссеры, потому что меня не устраивали многие режиссеры, с которыми я работал. Я много играл и мне было любопытно ощутить на себе тягу делания живых картинок на сцене. Я этим и занялся. Но этот переход редко получается удачным. Как правило, артисты, которые начинают заниматься режиссурой, часто сталкиваются с провалом. Человек, который никогда не играл, а сразу стал режиссером, не может стать артистом, потому что он не ел этого хлеба. Чтобы стать актером, надо много лет есть этот "черный хлеб" - с первых шагов до главных ролей. Поэтому наоборот не бывает.
- Есть предложения сниматься в кино?
- Я время от времени снимаюсь в кино. Но у меня времени особого не было, нет и той роли, которая была бы по душе. Я не могу себя называть киноартистом. Но немножко снимался.
- Как отразился на театральной деятельности ваш опыт в кинематографе?
- Абсолютно никак. Потому что, во-первых, я не люблю кино-процесс. Во-вторых, я привык в театре играть с первой сцены и до последней. А в кино могут сначала снять середину, потом начало. То есть, там нет этого плавного процесса, там совсем другой вид творчества, другая структура. Это не театр, это - кино.
- Каких принципов и идеалов должен придерживаться человек, по-вашему? Какое место среди них занимает патриотизм?
- Кто-то сказал, что патриотизм - это последнее прибежище негодяев. То есть, что называют патриотизмом? Однажды Кеннеди сказал замечательную фразу: "Не спрашивай, что Америка сделала для тебя, спроси себя, что ты сделал для Америки". Мне более близка такая формула.
А если говорить о принципах, то для меня есть вещи, которые я не воспринимаю. Это предательство и неблагодарность.
- Приходится ли в семье пользоваться своим актерским мастерством?
- У меня большая семейная практика. Иногда приходилось. Но это тайна (смеется).
- Вы человек суеверный? Как вы относитесь, например, к приметам? Есть ли свои приметы в вашем театре?
- Нет.
- Каких сюрпризов ждать зрителям в новом сезоне?
- Новый сезон у нас начинается юбилейными торжествами. Прежде всего юбилейный вечер, посвященный Людмиле Духовной и спектакль, посвященный семейной паре - Юрию и Наталье Балиевым, которые уже 40 лет как в театре. Спектакль, который я ставлю, будет называться "Уходил супруг от супруги". Это ближайшие постановки. Потом новогодняя сказка и ряд пьес. Но я не люблю обнародовать сюрпризы. А вдруг, что-то поменяется во время репетиции.
Мы будем продолжать делать так, чтобы публика не потеряла к нам интерес, мы будем вкалывать, как и все эти годы. Как говорил Чехов: "Делай свое дело и веруй". А там, что получится.
Заметили ошибку в тексте? Выберите текст и сообщите нам, нажав Ctrl + Enter на клавиатуре