Любовь бабочки: "Чио-Чио-сан" на сцене Театра оперы и балета

Если верить одному из постулатов дзен-буддизма о единстве, присущем каждому явлению, то можно сформулировать следующее определение прошедшей постановки: "Теплый апрельский "божественный ветер" принесли взмахи крыльев бабочки (именно так переводится с японского языка имя главной героини Чио-Чио), который был подхвачен порывом аплодисментов бакинской публики, приветствовавшей выступление истинно азиатской исполнительницы Суеон Ким".

Ну, а если быть более точной, весьма очаровательная Суеон Ким - американская исполнительница, однако, уроженка Южной Кореи (в ее копилке - выступления в Метрополитен-Опера, Карнеги-холле, Венском Музикферайн, в Сантори-холле в Токио и Сити-холле в Гонконге) и поэтому, выступление вокалистки в партии японской красавцы-страдалицы в опере "Чио-чио-сан" Дж.Пуччини будоражило весьма правдоподобным и органичным внешним сочетанием. "Настоящая Чио-чио-сан!", - восторженно шептались за кулисами, отдавая должное красоте и изяществу Суеон Ким.

Насколько одна из самых сложных пуччиневских партий насыщена эмоциями и тончайшими психологическими нюансами в плане вокальной составляющей, "по голосу" корейской исполнительницы - бакинская публика должна была узнать и оценить по ее дебютному исполнению на сцене Театра оперы и балета.

Впрочем, если не изменяет память, и для украинского баритона - Дмитрия Гришина, удачно "прописавшегося" на отечественной сцене, - это был первый бакинский дебют в партии совестливого американского консула Шарплесса. Двойной дебют, как и тройной интернациональный состав исполнителей, гарантировал интерес у бакинских меломанов, чему свидетельство - аншлаг в зале (был занят даже третий ярус галерки). И последний полет бабочки получился изящным и весьма своеобразным.

А теперь, поподробнее...

Премьера оперы Дж.Пуччини подарила миру не только еще один шедевр "последнего оперного классика Италии" (как называют сами итальянца своего великого композитора), но и элемент мужского гардероба, неизменный для похода в театр и светских раутов - галстук-бабочку. Во время премьеры, галстук-бабочку надели все музыканты оркестра, дабы напомнить публике, значение, точнее, перевод имени главной героини оперы (думается, что современные специалисты в области маркетинга по достоинству бы оценили столь грамотный PR).

Что касается непосредственно постановки на сцене отечественного театра, - опера "Чио-чио сан" - красивый и хорошо функционирующий классический спектакль, - практически ни одного шага в сторону от тщательных ремарок либреттистов Л.Иллики и Дж.Джакозы (по мотивам драмы Давида Беласко "Гейша"). В основе сюжета - история трагической любви гейши из Нагасаки по имени Чио-Чио-сан, прозванной Мадам Баттерфляй, которая влюбляется в лейтенанта американского флота, ради которого она готова на все, даже принять чужую веру - христианство и порвать отношения со всеми близкими людьми.

Однако вскоре после свадьбы, легкомысленный и эгоцентричный Пинкертон уезжает и женится на американке, не подозревая, что в Японии у него родился сын. Чио-Чио-сан живет со служанкой и маленьким ребенком в нужде. Несмотря ни на что, она отказывает в сватовстве принцу Ямадори и отчаянно ждет возвращения любимого. Спустя три года после свадьбы, Пинкертон возвращается в Японию, узнает, что у него есть сын, и хочет забрать его. Чио-Чио-сан, словно бабочка с опаленными предательством любимого человека крыльями, соглашается на его условия. Нежно простившись с сыном, она наносит себе смертельный удар кинжалом.

В "узком" смысле, это типичная история о том, как "из двух любящих один любит, а другой позволяет себя любить" (по циничному утверждении Ларошфуко). Однако каждая женщина, соприкасаясь с драматической судьбой героини, невольно думает: "Сколь мелкие собственные поступки и переживания по сравнению с утонченным и хрупким миром этой любящей женщины!". В "широком" смысле, сюжет, весьма актуальный и в наши дни, повествует о столкновении двух миров, двух типов ментальности, цивилизаций - чувственного Востока и прагматичного Запада.

В вокальном плане спектакль оставил неоднозначное впечатление. Первый акт прошел весьма эффектно. Чистое интонирование, ровное голосоведение, точные верхи. Характерные обертона, свойственные азиатскому мелосу и пению, проскальзывающие в вокальной линии кореянки, придавая характерную восточную "пряность" пуччиниевской героине. 

Однако, слушая приглушенный мягкий звук, весь акт зритель гадал: то ли певица пока не адаптировалась к незнакомой сцене, то ли партия для кореянки не совсем знакомая (о чем может свидетельствовать тот факт, что во время дуэта новобрачных, исполнительница не отрывала своего взгляда от дирижера, несмотря на все тщетные усилия Пинкертона-Фарида Алиева привлечь внимание к себе Чио-чио-сан, которая по сюжету безумно в него должна быть влюблена).

Все точки над "i" расставил второй акт. После чистого, но буквально "глухого", исполнения коронной арии героини, стало ясно, что голос певицы не оперный, а камерный - оттого и непонятная динамическая градация (как ни пыталась Суеон Ким, но в драматических моментах голос просто не впечатлял по своей силе и накалу). Гораздо больше женскую половину зала радовали роскошные кимоно гейши, которые исполнительница не без женского кокетства весьма охотно демонстрировала зрительному залу.

Подлинным украшением постановки стала не титульная героиня, а ее партнер - Пинкертон - в исполнении Фарида Алиева, которому на сей раз хотелось аплодировать стоя. Вся непростая партия была исполнена замечательно, с должным вдохновением и полетностью в голосе. Вся любовная сцена была исполнена столь упоительно, только благодаря энергетике и стараниям нашего ведущего тенора, который, очарованный красавицей-кореянкой, буквально "вытянул" столь непростой дуэт, ни на минуту не дав ему завязнуть в репликах, а под конец и вовсе проявил изрядный южный темперамент и на руках пронес исполнительницу за кулисы.

В целом, в спектакле весь мужской состав исполнителей оставил гораздо лучшее впечатление. Каждое появление Фарида Алиева - Пинкертон и Дмитрия Гришина - Шарплесса на сцене доставляло сплошное эстетическое удовольствие - уши просто отдыхали во время их пения. Да и сами исполнители своими ролями словно утверждали, что в опере можно играть как на обычной драматической сцене, то есть живые человеческие чувства. Причем, хорошей игре вовсе не противопоказана хорошая музыка и пение.

Замечательно смотрелся Алиахмед Ибрагимов в партии Горо - партия эпизодическая, а сыграна была, с позволением сказать, "вкусно". Трусливые движения, алчный блеск в глазах во время сделки, как нельзя лучше передавали юркую, изворотливую натуру дельца, готового за определенную плату продать всех и все (понимающие улыбки в зале). Отметим также Антона Ферштандта в партии Бонза (для импозантного отечественного баритона она подходит по всем статьям), Турала Агасиева в партии принца Ямадори, непосредственное детское обаяние и не по-детски серьезное отношение к своей роли его сына - Риада Агасиева в партии Долоре.

Совсем было не узнать под примечательным гримом обаятельную большеглазую Сабину Вахабзаде в партии верной Судзуки, только присущий ей весьма интересный тембр, наряду с ее именем, заявленном в программе, "разоблачали" отечественную исполнительницу. Вместо анонсированной эффектной Чинары Ширин в партии американской жены Кэт выступила молодая Сабина Ахмедова. Внешность очень миловидная, должным образом исполнила свои реплики, однако держалась на сцене куда скромнее, чем сама гейша.

На сей раз замечательно звучал и наш оркестр под управлением Ялчина Адигезалова. У Пуччини все выражается в музыке, поэтому не нужно лишней экспрессии, жестикуляции, и, в этом смысле, пластичные руки маэстро мягко воссоздавали причудливый пентатонный "аромат" музыкального языка оперы. Был и выразительный рельефный мелос, и знаменитые пуччинивские "звучащие паузы", и градация динамических переходов, и деликатный аккомпанемент. Недаром публика встретила (и весьма заслуженно) маэстро аплодисментами в начале последнего акта.

В целом, вся опера оставила благоприятное впечатление, словно напоминая, что и оперные исполнительницы могут быть красивыми и изящными, а мужчины, хотя бы в порыве страсти, могут их носить на руках. Ну, а великолепная, местами божественная, музыка Дж.Пуччини обволакивала, оставляя удивительный звуковой шлейф, к которому еще раз хочется прикоснуться, послушать и прочувствовать, еще раз восхищаясь и убеждаясь в хрупкой красоте несовершенного мира.

И, несмотря на трагический контекст, за судьбу оперной японской Бабочки можно не беспокоиться. После каждой постановки ее заботливо "укутывают" в кокон до ее чудесного воскрешения в следующей постановке.

Улькяр Алиева