1812: как произошло чудесное спасение Санкт-Петербурга

Душным летом 1812 года город на Неве жил слухами: сообщения с театра военных действий, краткие и противоречивые, поступали с опозданием. Во избежание панических настроений правительство требовало от издателей газет печатать только официальные материалы, взятые из "Санкт-Петербургских ведомостей". Однако тревога в слоях дворянства нарастала. Её усилил приказ царя генерал-фельдмаршалу, графу Николаю Салтыкову, возглавившему Комитет министров, вывезти в Казань мощи святого Александра Невского, эвакуировать Сенат, Синод, министерства, часть архивов, ценности Эрмитажа, банки, учебные заведения, Монетный двор, Сестрорецкий оружейный завод, статую Петра I с Сенатской площади.

Император также распорядился прекратить балы и прочие увеселения. На городских заставах стали появляться многочисленные коляски и обозы семейств, спешивших в глушь, в провинцию, в имения.

Тандем армий "Север"

В один из первых дней войны барон Карл Левенштерн, адъютант военного министра и командующего 1-й Западной армией Барклая де Толли, побывал в качестве парламентёра в расположении французов. Ему удалось пообщаться с дивизионным генералом Франсуа Себастиани. Тот много говорил о великих выгодах, какие Наполеон предоставит русскому народу, - о просвещении, о свободе. Упомянул Себастиани и о намеченном марше к Западной Двине (Даугаве), и о плане восстановления Герцогства Курляндского. "А что же будет с Петербургом?" - не без волнения поинтересовался барон. "О, Петербург будет торговым складочным местом, и баста", - отрезал генерал.
 

"А что же будет с Петербургом?" - не без волнения поинтересовался барон. "О, Петербург будет торговым складочным местом, и баста", - отрезал генерал

Какую участь готовил Бонапарт граду Петрову, мы не знаем. Зато хорошо известно, что для движения в северо-восточном направлении император выделил два корпуса. Десятый армейский корпус маршала Жак-Этьена Макдональда численностью 32,5 тысячи человек состоял из 36 пехотных батальонов и 16 эскадронов польских, прусских, вестфальских и баварских войск, имел 84 орудия и наступал из Восточной Пруссии через Тильзит, держа курс сначала на Ригу и Якобштадт.

Второй армейский корпус маршала Николя-Шарля Удино включал в себя почти целиком французские войска в количестве 29 тысяч человек - три пехотные дивизии, две бригады лёгкой и три бригады тяжёлой кавалерии, 92 орудия и шёл восточнее, сначала от Ковно на Двинск, а затем, заняв Полоцк, повернул на Псков.

Этой, можно сказать, группе, точнее тандему, армий "Север" противостоял 1-й отдельный пехотный корпус генерал-лейтенанта Петра Витгенштейна. В июне он насчитывал 22 тысячи солдат и офицеров, и лишь впоследствии за счёт губернских ополчений его численность удалось довести до 30 тысяч человек. Витгенштейн, действуя на правом берегу Западной Двины в отрыве от главных сил русской армии, фактически прикрывал весь север России, путь на Санкт-Петербург. Между его войсками и столицей на протяжении 600 вёрст имелось только шесть рекрутских батальонов, обучавшихся военному делу в Пскове. В самом же Петербурге, кроме роты гренадёр, охранявших Зимний дворец, да 15-тысячного ополчения, никаких воинских формирований не было.

"Преследуйте Витгенштейна по пятам, - наставлял Бонапарт Удино. - Когда вы двинетесь от Полоцка к Себежу, генерал, вероятно, отступит для прикрытия Петербургской дороги".

С поставленной задачей Удино не справился. Этот наполеоновский маршал мало знаком непосвящённому читателю.
 

Некий современник оставил его портрет: "Худощавый и гибкий. Очень бледное лицо, открытый лоб, коричневого цвета бакенбарды и волосы. Улыбка казалась немного надменной". Об Удино, участнике битв под Аустерлицем, Фридландом, Ваграмом, Лейпцигом, многие отзывались как о грозном воине и образцовом исполнителе: храбр, напорист, покрыт шрамами, умеет владеть душами солдат, однако нуждается в постоянной опеке Наполеона и, будучи предоставлен самому себе, допускает грубые стратегические и тактические ошибки.

В общем, с полководческой независимостью и креативностью у Удино, к слову, отца десяти детей, страстного коллекционера курительных трубок, картин и оружия, были проблемы. Он явно сплоховал под курляндским Динабургом, ныне латвийский Даугавпилс, о чём рассказал в мемуарах генерал Жан-Батист Марбо, командир 23-го конно-егерского полка: "Удино, видимо, не очень хорошо понявший приказы Наполеона, совершил какой-то невероятный марш-бросок, спустившись вдоль по левому берегу Двины, в то время как по её противоположному берегу навстречу ему двигались войска Витгенштейна, и вышел перед Динабургом. Этот старинный город был плохо укреплён, и Удино рассчитывал захватить мост, чтобы перейти на правый берег и атаковать хвост колонны Витгенштейна. Но, уходя из Динабурга, тот оставил большой гарнизон и мощную артиллерию".

Упрямый маршал

Крепость в Динабурге начали возводить в 1810 году с целью прикрыть переправу через Западную Двину на пути на Петербург. Здесь же должны были храниться запасы для северо-западной группировки русских войск и размещаться её тыловые подразделения. Однако к войне бастионы не достроили. Гарнизон насчитывал 2500 человек при 80 пушках и мортирах. По плану же предусматривалось от 4500 до 7000 человек и 595 орудий.

Отход 1-й Западной армии к лагерю у местечка Дрисса в излучине Двины открыл французам подступ к крепости. 1 июля, в 4 часа дня, войска Удино приблизились к предмостному укреплению и с марша пошли в атаку. Дальнейшие события в целом достоверно, хотя и в выгодном для себя свете описывает генерал Марбо: "Неприятель закрепился между бараками и защищался огнём из пушек и ружей. Надеясь выбить с позиции вражеских пехотинцев, маршал послал против них батальон португальцев, шедший впереди нашей кавалерии. Но эти иностранцы, бывшие военнопленные, повели себя очень трусливо, и мы всё время оставались под огнём. Я понял, что, если так будет продолжаться ещё несколько минут, мой полк будет разбит. Поэтому я приказал своим егерям рассеяться и предпринял против русских пехотинцев "фуражирскую" атаку".
 

Кавалерийская атака "по-фуражирски", en fourageurs, производилась в разомкнутом, рассыпном строю, на манер казачьей "лавы"

Кавалерийская атака "по-фуражирски", en fourageurs, производилась в разомкнутом, рассыпном строю, на манер казачьей "лавы". В данном случае она вынудила русскую артиллерию прекратить огонь, поскольку канониры боялись задеть собственных стрелков, смешавшихся с французами.

"Под сабельными ударами моих кавалеристов защитники лагеря в самом большом беспорядке бежали к предмостному укреплению, - продолжает Марбо. - ... Думая, что полк сделал уже достаточно, я остановил его, как вдруг появился маршал, крича: "Доблестные воины 23-го полка, сражайтесь, как при Вилькомире, перейдите через мост, взломайте ворота и захватите город!"

Напрасно маршала убеждали, что кавалеристы не могут атаковать крепость, двигаясь по двое по качающемуся понтонному мосту под неприятельским огнём. "Они воспользуются беспорядком и страхом, царящими среди врагов!" - упрямился Удино. Встав во главе полка, он приказал всадникам следовать за ним на мост, но так, чтобы между рядами оставался промежуток на длину корпуса лошади. Французы оказались под артобстрелом с фронта и тыла, испуганные лошади прыгали в реку. И лишь тогда Удино дал приказ к отступлению.

"Этот бой, начатый столь неосторожно, обошёлся мне примерно в тридцать убитых и множество раненых, - резюмирует Марбо. - Все надеялись, что маршал учтёт этот неудачный опыт, тем более что инструкции императора не предписывали ему захватывать Динабург".

В последующие два дня Удино не оставлял попыток овладеть крепостью, мостом и городом, но защитники отбили все атаки. Их орудийные расчёты вдвое перекрывали время, требуемое "Бомбардирским уставом" для производства выстрела. Часть солдат на руках перетаскивали пушки с колёсными лафетами для смены позиций ведения огня. Это повышало точность стрельбы и создавало впечатление, будто на укреплении возросло количество орудийных стволов. В ночь на 4 июля, получив приказ Наполеона отступить от Динабурга, Удино, потерявший трое суток и несколько сот человек убитыми, ранеными и пленными, отошёл от крепости.

В результате неприятельское продвижение в сторону Петербурга получило иной вектор, иное направление, на котором впоследствии, 18-20 июля у деревни Клястицы на дороге между Полоцком и Себежем, корпус Удино был остановлен удачными действиями Витгенштейна.

Весть о героическом сопротивлении Динабурга разнеслась по армии, дошла до Александра I, явилась неожиданностью для Барклая де Толли. "Я никогда не полагал, - писал последний генералу Льву Яшвилю, командиру 1-й Резервной артиллерийской бригады в войсках Витгенштейна, - что Динабургское мостовое укрепление можно было защищать против превосходных сил неприятельских столь долго".

20 июля, подойдя со стороны Риги, бригада 7-й пехотной дивизии генерала Рикорда из состава корпуса Макдональда овладела крепостью без боя. Гарнизон покинул её ранее по распоряжению Яшвиля. Яшвиль, руководивший обороной Динабурга, не видел смысла оставлять здесь гарнизон. Газета "Курьер Литовский", которая издавалась в Вильно и находилась под строгой французской цензурой, писала в № 61 за 1812 год: "Динабургская крепость пала пред победителями, как стены Иерихона. Над её сооружением 10 тысяч человек трудились почти два года". Макдональд провёл в городе три недели. Захват Динабурга практической пользы ему не принёс. Земляные валы были срыты, деревянные строения сожжены, орудия затоплены в реке.

После того как Великая армия заняла часть территории Курляндии, французы в её столице Митаве, ныне Елгава, организовали свои органы власти. В церквях и приходах для всеобщего сведения был оглашён указ, в котором говорилось, что "ввиду состоявшейся оккупации" упраздняется Курляндское губернское управление и создаётся областное правление для Курляндии, Земгалии и Пильтенского округа. За пять месяцев было издано около 50 указов, обложивших жителей реквизициями.

Рижские страхи

Одно из первых распоряжений предписывало "под угрозой неминуемой военной экзекуции" доставить для французских солдат определённое количество лошадей, а также обозные телеги и даже сапоги. Однако население не спешило выполнять эти приказы. В Динабурге люди прятали домашний скарб в Стропском лесу на горе, именуемой сегодня Скарбовой.
 

Население не спешило выполнять эти приказы. В Динабурге люди прятали домашний скарб в Стропском лесу на горе, именуемой сегодня Скарбовой

Наполеона манила Рига, столица Лифляндии. Оборонял её 18-тысячный гарнизон под командованием генерала Ивана Эссена, укомплектованный слабо обученными рекрутами. В 1812 году Рига оставалась последним крупным портом, через который Англия ещё могла получать с материка практически круглогодично необходимые ей товары. Не зря Бонапарт назвал этот город предместьем Лондона, и не зря в устье Двины стояли английские канонёрки. Овладение Ригой позволяло французам при дальнейшем продвижении в глубь России далее Смоленска использовать для снабжения Великой армии удобный двинский речной путь.

Известие о движении на Ригу корпуса Макдональда поступило 28 июня. Население стало готовиться к осаде. Прятали в погребах, закапывали в землю ценные вещи, из города потянулись обозы, на Двине спешно грузились и разгружались суда. Слухи ходили то ободряющие, то зловещие: одни говорили о блестящих победах, другие - о разгроме русской армии. Залезали на колокольни смотреть, не видно ли французов. Но миновали дни, недели, а неприятель не показывался. Макдональд не торопился. В итоге, заняв Двинск, он так и не подошёл к Риге, поджидая из Данцига назначенный для её осады парк из 130 орудий. Лишь в начале сентября этот парк прибыл, но маршал получил от Наполеона приказ не предпринимать никаких действий.

И Рига, и Динабург, и, конечно, битва под Клястицами, к которой мы ещё вернёмся, - звенья одной цепи, раскрывающей тему чудесного спасения Санкт-Петербурга в 1812 году. Из поля зрения советских историков этот вектор наступления Великой армии, судя по всему, в какой-то момент сочтённый Бонапартом рискованным и неперспективным, выпал напрочь. Между тем, как заметил участник Отечественной войны Иван Липранди, "малейшая неясность в изложении, пропуск того или иного материала будет служить поводом к опровержению и того, что не подлежит сомнению".