Борис Стругацкий: да, трудно быть Богом… - ФОТО
Бориса Натановича Стругацкого петербургские писатели-фантасты, да и миллионы читателей во всем мире, считали своим Учителем. В последнее время он болел и почти не выходил из дома - только время от времени должен был ложиться в больницу "для профилактики". И потому, отправив ему в середине ноября по электронной почте письмо и не получив ответа, я предположил, что БНС - сокращение, давно ставшее общеупотребительным в кругу друзей Стругацкого, - на очередной профилактике. Но вскоре стало известно, что ситуация крайне тяжелая и что врачи не дают никаких утешительных прогнозов. А еще через три дня мастера не стало...
Однажды 20 лет назад
Первую встречу с ним я помню чрезвычайно отчетливо. Это был февраль 1992 года, и журналист, а ныне известный кинорежиссер Константин Селиверстов, знавший о моей давней любви к творчеству братьев Стругацких, предложил познакомить меня с мэтром: "Завтра вечером он будет в кафе Дома писателей на улице Воинова - приходи".
Конечно, я пришел и был представлен Борису Натановичу, с которым мы тут же договорились об интервью. Оно было записано у него дома и напечатано, правда, в сокращенном виде, в газете "Вечерний Петербург". Это была наша первая беседа, каковых в следующие двадцать лет было множество. И очень жаль, что не все из них удавалось записать и впоследствии напечатать...
В первые годы нашего знакомства случились две любопытные истории. Я в то время был депутатом Московского райсовета Петербурга, и мои коллеги, узнав, что Борис Стругацкий живет в нашем районе, на улице Победы, стали приглашать его приехать к нам в райсовет. Но безуспешно: БНС вежливо отказывался, ссылаясь на нелюбовь ко всякого рода официальным встречам. И тогда мы пошли на маленькую хитрость.
Стругацкому надо было получить удостоверение блокадника, и мы сказали ему, что сделать это надо только лично, требуется всего-то на минутку заехать к нам. БНС приехал, получил удостоверение из рук председателя райсовета Виктора Новоселова, а затем его пригласили зайти в соседнюю комнату, где уже ждал накрытый стол. Тут уж ему было никак не отказаться немного посидеть с нами...
Вторая история случилась тогда, когда у БНС украли сумочку с документами. Кроме денег, там были паспорт, пенсионное удостоверение, водительские права - и восстанавливать их пришлось бы долго и сложно. Борис Натанович попросил меня помочь. Я договорился с милицией, ГАИ и Пенсионным фондом о том, чтобы документы писателя восстановили побыстрее. На третий день мне позвонил БНС и заявил: "Боря, ко мне вернулась вера в человечество! Документы подбросили в мой почтовый ящик!" Деньги, конечно, не вернули, но не в них было главное. Видимо, воры посмотрели, кого они ограбили, и устыдились.
Двадцать лет, что мы с Борисом Натановичем общались и записывали интервью на разные темы, у нас продолжался как будто бы один нескончаемый разговор. В итоге сложилась уникальная хроника: российская политическая история постсоветской эпохи глазами Бориса Стругацкого. Его взгляды за это время менялись мало - скорее менялось настроение.
БНС и президенты
БНС всегда был убежденным либералом и при любых коллизиях неизменно вставал по эту сторону баррикады. При этом никаким путем его нельзя было разубедить в том, что Егор Гайдар все делал правильно, а Борис Ельцин был сторонником демократии и защитником свободы слова. "Главное - чтобы не нарушались права человека, чтобы не пролилась кровь", - неизменно говорил мне Борис Натанович в ответ на возмущение теми или иными действиями и решениями Ельцина и его окружения.
В декабре 1994 года кровь пролилась: российские войска вошли в Чечню. "Как вы считаете, Рубикон перейден?" - спросил я его. БНС ответил, что проблема Чечни для него - "некий камень преткновения", хотя он всячески протестовал против насилия на Северном Кавказе. Но от Ельцина все же не отвернулся, лишь заметил, что "президент сыграл не лучшую партию". И выборы 1996 года, со всей их потрясавшей нечестностью, не заставили его поменять свою точку зрения.
Потом пришла путинская эпоха, которую Борис Натанович встретил со сдержанным оптимизмом: говорил, что новый президент - "идеальный образ царя, которым его видит средний человек". Молодой, энергичный, скромный, непьющий, хорошо говорящий - "последняя надежда" в глазах огромного числа людей на то, что все наконец "устаканится", и что он часто дает "посылки", укрепляющие такую надежду. А что бывший сотрудник КГБ - так он, Стругацкий, всегда говорил, что "в нынешней России высший пост может занимать только бывший партайгеноссе или силовик".
Впрочем, по мере наступления "вертикали власти" его оптимизм уменьшался. Еще весной 2005-го он говорил мне: "До тех пор, пока мы с вами имеем возможность разговаривать так, как сейчас, и пока существует в стране хоть дюжина изданий, готовых эти разговоры опубликовать, - до тех пор свобода слова у нас есть".
Уже через два года он констатировал: "Всеобщая "вертикализация" последних лет подействовала на независимость СМИ, а значит, и на степень демократизации страны, самым разрушительным образом".
О деле Михаила Ходорковского Стругацкий говорил так: "Это старый добрый дух благословенного тридцать седьмого: бей, добивай в лагерную пыль, до третьего колена... Логика тоталитаризма: власть - это страх". А позже добавлял: "Еще несколько шагов в этом направлении, и мы вернемся в полностью авторитарное государство, совершенно не способное ни к чему, кроме реализации разнообразных "сверхпроектов", вроде всеобщей милитаризации экономики или грандиозных поворотов рек. Все это мы уже проходили и хорошо знаем, чем это кончается".
И все же Борис Стругацкий до последних дней не терял надежды на лучшее. Говорил мне: "Мы знаем: тоталитаризм точно не вечен, даже самый глухой и безнадежный. Поэтому перспектива - есть! И надо делать все, от тебя зависящее, чтобы эту перспективу приблизить". Он считал, что очередная политическая оттепель неизбежна "так же, как и весенняя".
Выбор для героя
Книги Стругацких стали для меня любимыми с первого же знакомства с ними в середине 1960-х. И тогда, и позже в нашей стране были и другие фантасты: Александр Казанцев и Александр Шалимов, Дмитрий Биленкин и Георгий Гуревич, Север Гансовский и Анатолий Днепров, Сергей Снегов и Ольга Ларионова... Сегодня их мало кто помнит. Даже о прекрасном Иване Ефремове, которым мы зачитывались в 1970-1980-е годы, постепенно стали забывать. А Стругацкие были, есть и будут. Почему?
Я не литературный критик, поэтому мой ответ, возможно, уязвим с теоретической точки зрения. Но он таков: книгам Стругацких была суждена очень долгая жизнь потому, что они не фантастика в обычном понимании, где описаны вымышленные миры и чудеса техники будущего. По большому счету в них не так и много фантастических историй и предположений.
Возьмем лучшее, с моей точки зрения, произведение братьев Стругацких "Трудно быть богом". Что там уж такого фантастического? Межпланетные полеты, благодаря которым разведчики Института экспериментальной истории оказываются на Арканаре, да малогабаритный полевой синтезатор "Мидас", производящий золотые монеты из опилок. А все прочее никакая не фантастика, а, как говорил Аркадий Натанович, "социально-философское начало, без которого немыслима высокая литература".
Да и в действиях благородного дона Руматы, первого из прогрессоров, описанных Стругацкими, нет ничего фантастического, и не обладает он, за исключением передатчика, никакими фантастическими возможностями. Разве что владеет "невероятными приемами боя" на мечах.
Что же остается? Остается главная тема Стругацких, которая присутствует во всех их книгах: выбор. Выбор, который делает человек, оказавшись в сложнейшей нравственной ситуации. Вмешиваться или не вмешиваться в дела чужого мира, где "звери убивают людей", где торжествует зло, где из жизни не уходят, а уводят и где после торжества серых к власти приходят черные. Мы знаем, какой выбор в конце концов делает Румата: он берет в руки меч. И самое удивительное при этом, как говорил мне сам Борис Натанович, что Румата идет кpошить меpзавцев на последней стpанице книги, а не на пеpвой, как хотелось бы читателю. После чего переживает тяжелейший шок и отправляется обратно на Землю...
"Если бы вам, как доктору Будаху в "Трудно быть богом", довелось беседовать с прогрессором с другой планеты, что бы вы попросили? Дать людям вволю хлеба, мяса и вина, кров и одежду? Вразумить жестоких правителей? Сделать так, чтобы люди получили все и не отбирали это друг у друга? Провести "массовую гипноиндукцию и позитивную реморализацию", чтобы люди больше всего любили труд и знание? Или, как просит Будах, "оставить нас и дать нам идти своей дорогой"? - спросил я как-то у Бориса Натановича. Ответ был следующим: "Боюсь, что просьба доктора Будаха - единственно верный ответ. Все остальное - фантастика. Историю невозможно ни облагородить, ни обескровить, ни подлатать. Я уверен, что реальная история - самая здоровая из всех виртуальных. Она, как демократия по Черчиллю, отвратительна, но ничего лучше выдумать ни у кого не получится. Любая выдуманная история будет либо не осуществима, либо еще более отвратительна, чем реальная".
Иногда мне казалось, что сами братья Стругацкие были прогрессорами, заброшенными на Землю некоей высокоразвитой цивилизацией. С неукоснительным предписанием: не вмешиваться, не карать, не судить и не спасать, а только учить. Учить быть стойкими и храбрыми, добрыми и милосердными. Учить не отступать перед трудностями и сохранять верность друзьям. Учить "нетерпению потревоженной совести" и "невосторженному образу мыслей".
Последний из братьев Стругацких ушел. Прощайте, Учитель. Вы когда-то написали: "Будущее создается тобой, но не для тебя". Наше будущее принадлежит тем, кого воспитали вы. Двойная звезда "братья Стругацкие" перестала гореть. Но ее свет не исчезнет, он будет с нами всегда.
Нажмите на фотографии для увеличения:
Заметили ошибку в тексте? Выберите текст и сообщите нам, нажав Ctrl + Enter на клавиатуре
