Винтовочных дел мастер: Мосин против Нагана

С именем Мосина связана масса мифов. Советские авторы давали излишне конъюнктурную оценку конкурентной борьбе между этим выдающимся конструктором и бельгийцем Леоном Наганом, чью винтовку в 1891-м едва не утвердили в качестве штатного общевойскового оружия: "...безвестный и талантливый капитан Мосин против маститого и корыстного фабриканта Нагана", "царизм как тормоз русской оружейной мысли" и т.п.

В постсоветское время утвердилась обратная тенденция - отказывать Мосину и в таланте, и в авторстве легендарной трёхлинейки.

Между тем 25 ноября 1891 года Сергей Иванович был удостоен Большой Михайловской премии за лучшее изобретение в области военной техники. Мосин награждался не только за винтовку, но и за подготовленные им единые чертежи, лекала и поверочный инструмент для организации её производства на заводах. А в 1900-м конструктор получил Гран-при Всемирной выставки в Париже. Однако путь к признанию был долог и тернист.

В апреле 1883 года Главное артиллерийское управление, ГАУ, учредило Особую комиссию по испытанию малокалиберных винтовок магазинного типа. Острейшую потребность армии именно в таком виде стрелкового оружия обозначила война с Турцией 1877-1878 годов. Русскому воинству, оснащённому тогда в основном однозарядными винтовками систем Бердана и Крнка, пришлось нелегко. Генерал от инфантерии Алексей Куропаткин отмечал в воспоминаниях: "Мы видели наших солдат в редутах, взятых штурмом, бросающих свои ружья и берущих ружья убитых товарищей или даже турецкие. Тяжело было видеть таких храбрецов, тщетно щёлкающих несколько раз затвором, когда наступающие турки уже были в 40-50 шагах. Тяжело в такую минуту лезть за шомполом и выбивать им пустую гильзу. Затем уже каждый последующий выстрел требовал участия шомпола. Скорость стрельбы при этом вместо 7-10 выстрелов в минуту обращалась в два".

В зимний период при обороне перевала на Шипке винтовки русских солдат нередко отказывали. Когда их заносило снегом, жирно смазанные маслом затворы не двигались, поскольку масло замерзало. При господствующей непогоде механизм очищался с трудом, а затворы приходилось вынимать и держать в кармане.

Турецкая пехота использовала закупленные за границей однозарядные нарезные винтовки систем Мартини-Пибоди и Снайдера. "Огонь турок, не имеющий никаких претензий на меткость, - пишет Куропаткин, - кроме нравственного давления наносил нам жестокие потери с таких расстояний, о которых мы прежде и не думали". Генерал приводит свидетельство некоего русского пехотинца: "Прицел у ружей Крнка был близкий, на шесть сот шагов. А у турок тот за полторы версты уже палит".

Так что перед Особой комиссией ГАУ под председательством генерал-лейтенанта от артиллерии Николая Чагина стояла задача немыслимой сложности. Её специалистам предстояло отобрать из многих образцов магазинных винтовок тот единственный, который бы по всем ключевым параметрам отвечал требованиям нового времени. Времени, когда появились бездымный порох, патроны с металлической гильзой, а также более продвинутые технологии обработки металлов. В 1880-х годах решился и вопрос о быстром заполнении магазина сразу несколькими патронами: системы патронной пачки и обоймы были использованы соответственно в винтовках Манлихера и Маузера.

Именно тогда Мосин и начал свою деятельность в качестве инженера-оружейника.

На Тульском заводе

В июле 1875-го, по окончании с золотой медалью Михайловской артиллерийской академии в Петербурге, он в чине штабс-капитана получил назначение на Императорский Тульский оружейный завод, где в течение пяти лет замещал помощников и начальников четырёх мастерских - инструментальной, починочной, замочной и приборно-штыковой.

Судьба не баловала этого выходца из крестьянских низов, уроженца Воронежской губернии, в четыре года лишившегося матери и оставшегося на попечении отца, отставного поручика. По должностной лестнице Сергей Иванович поднимался исключительно благодаря своим способностям и стараниям. Капитаном русской армии стал в 31 год, когда сослуживцы примеряли полковничьи погоны. Замкнутый, меланхоличный, но не обделённый здоровым честолюбием, он в иные моменты мог вспылить и даже загореться гневом.

В 1882 году Мосин взялся преобразовать однозарядную "берданку" в магазинную винтовку. Сконструированный им магазин представлял собой металлическую коробку овальной формы, располагавшуюся внутри приклада. В ней помещались восемь патронов, причём не в затылок друг другу, а под некоторым углом. Соответственно, пуля одного патрона не упиралась в капсюль другого, что делало всё устройство безопасным, выгодно отличая от иностранных аналогов.

В середине октября 1882 года Мосин как член комиссии по оценке оборудования оружейных заводов прибыл с отчётом в Петербург. На суд ГАУ он представил несколько винтовок с придуманным им вариантом реечно-прикладного магазина. На стрельбище Волкова поля образцы были испытаны, после чего сделано обнадёживающее для автора заключение: "Система эта по своей идее расположения патронов в магазине, подаче их... заслуживает полного внимания, но требует не только дальнейшей разработки деталей, но и капитального изменения некоторых частей. Капитана Мосина откомандировать к месту службы в Тульский оружейный завод с тем, чтобы он занялся усовершенствованием своего многозарядного ружья".

В столице Мосин встретился с профессором Артиллерийской академии Владимиром Чебышевым и с известным учёным-механиком Иваном Вышнеградским. От них узнал о ведущихся в военных и научных кругах спорах относительно перспектив многозарядного или, как тогда говорили, повторительного оружия. Казалось бы, русско-турецкая войны должна была расставить точки над "i" в этом вопросе. Однако в офицерской среде нашлось немало сторонников традиционного правила "стреляй редко, да метко".

Даже такой передовой военный теоретик и педагог, как генерал Михаил Драгомиров, не принимал идею такого оружия, называя стрельбу из "магазинок" бестолковой трескотнёй. Идеалом его была однозарядная винтовка калибром около восьми миллиметров под патрон с прессованным порохом и пулей в стальной оболочке. Заметим, что в начале 1880-х годов суть работы русских конструкторов заключалась только лишь в проектировании магазина, но отнюдь не оригинальной магазинной винтовки с новыми свойствами.

Сведения об изобретательских успехах Мосина проникли за границу. В конце 1885 года его нашёл в Туле представитель парижской оружейной фирмы "Рихтер" с предложением продать ей право на производство и использование мосинского магазина в винтовке системы Гра. В случае согласия Сергею Ивановичу полагалось вознаграждение в 600 тысяч франков. Мосин наотрез отказался, а когда настойчивые французы обратились к нему второй раз, сообщив в письме об увеличении гонорара до миллиона франков, не счёл нужным даже ответить.

Споры о калибре

Во второй половине 1880-х годов вопрос о переоснащении армий малокалиберным оружием был решён окончательно во многих европейских странах. России следовало поторопиться с принятием винтовки уменьшенного калибра под патрон с бездымным порохом.

В марте 1885 года полковник Николай Роговцев сконструировал пулю и патрон, 7,62-миллиметровый калибр которого соответствовал, в старой мере длины, трём русским линиям, или 0,3 дюйма. Гильза изготавливалась из латуни, пуля была свинцово-оловянная в медной или стальной оболочке. Вначале патрон снаряжался чёрным порохом с добавкой аммиачной селитры, разъедавшей канал ствола. А с 1889 года - пироксилиновым порохом, не дававшим нагара и дыма.

Мосин получил от Особой комиссии Чагина задание приспособить свою магазинную систему под калибр 7,62 миллиметра. Требовалось перепрофилировать все её параметры под габариты стволов, присланных с Петербургского патронного завода. В сентябре 1888 года несколько новых ружей, представленных Мосиным, успешно прошли испытания. Было расстреляно 40 магазинов, и на 480 выстрелов пришлось лишь четыре осечки.

Между тем военный министр Пётр Ванновский твёрдо стоял на том, что лучший в мире калибр - 8 миллиметров и не стоит даже думать об его изменении. Члены Особой комиссии настаивали на уменьшении калибра до трёх линий, и в итоге добились своего. Это позволит, утверждали они, увеличить носимый запас патронов. Потребность в трёхлинейках генералы исчислили в 2,5 миллиона штук. Поскольку производительность российских заводов не превышала 500 тысяч в год, комиссия решила разместить часть заказа во Франции. Необходимая для переоснащения армии общая сумма составила 156,5 миллиона рублей золотом. Александр III прямо на журнале оружейного отдела ГАУ, где записан вердикт совещания, начертал: "Суммы ужасающие, но делать нечего, приступать надо".

Ввиду своей исключительной государственной важности "винтовочное" дело было изъято из компетенции ГАУ. К комиссии Чагина добавились ещё две, неподконтрольные ГАУ: Главная распорядительная, под началом Ванновского, и Исполнительная. Первая могла распределять и расходовать деньги, корректировать цены и сроки, заключать и аннулировать контракты. Вторая играла подчинённую роль и ведала исследовательскими, конструкторскими и производственными вопросами.

В октябре 1889 года перед изобретателями впервые была поставлена конкретная задача и определены тактико-технические характеристики перспективной винтовки. Говоря современным языком, выдано техзадание. Поиском прототипа занимались в основном люди из комиссии Чагина, причём вели его почти исключительно за рубежом. Идеалом для них оставалась первая в мире многозарядная армейская винтовка под патрон с бездымным порохом, с прицельной дальностью до 2400 метров и начальной скоростью пули 724 метра в секунду, спроектированная французом Николаусом Лебелем и принятая в его стране на вооружение в 1886 году.

Партию этих винтовок Россия закупила для экспериментов, что позволило в кратчайшие сроки создать собственные ствол калибром 7,62 миллиметра и прототип патрона с бездымным порохом на основе "лебелевской" гильзы, а затем и серийные "трёхлинейные" ствол и патрон. Русские стволы изготавливались из более прочной стали по сравнению с французскими моделями: в винтовке Лебеля износ патронника был заметен уже после 200 выстрелов.

Магия Нагана

В январе 1890 года бельгийский изобретатель, фабрикант и коммерсант Леон Наган, осознавший масштабы предстоящего в России перевооружения, предложил комиссии Чагина свою модель магазинного ружья трёхлинейного калибра. Оружейник Владимир Фёдоров писал: "Стрелок успевал выпускать без прицеливания по 45 пуль в минуту, если обоймы с патронами ему подавали. При условии же вынимания патронов из поясной сумки скорость стрельбы была 25 выстрелов в минуту. Винтовка Нагана произвела на всех наилучшее впечатление".

Главное её достоинство заключалось в так называемом серединном магазине, смонтированном непосредственно под ствольной коробкой. Патроны в нём располагались один над другим. Это устройство было вполне удобным в эксплуатации, не нарушало баланса винтовки. Но саму идею серединного магазина Наган заимствовал у других конструкторов - у того же Манлихера. Более тщательная проверка выявила серьёзный изъян - частое заклинивание патронов при их подаче из магазина, не имевшего, как отметили эксперты, "приспособления для устранения несвоевременного выхода двух патронов".

Такое приспособление в виде пружинной пластины, известное как отсечка-отражатель, придумал как раз Мосин. Предельно простое и высокотехнологичное, оно превратило винтовку с серединным механизмом в безотказное стрелковое оружие.

Несмотря на очевидные проблемы с детищем бельгийца, руководители военного ведомства и ГАУ в лице генералов Ванновского, Крыжановского и иже с ними настояли на том, чтобы Мосин занялся доработкой иноземной системы. С заданием тот справился быстро, приладив к нагановской винтовке продольно-скользящий затвор собственной конструкции и устранив неполадки в подаче патронов. Но возникает вопрос: не целесообразнее ли было сделать ставку на Мосина, на уже имеющиеся отечественные ноу-хау?

Напрашиваются два объяснения. Первое: многие русские чиновники продолжали находиться под влиянием магии иностранных имён. Вторая причина крылась, видимо, в личной заинтересованности некоторых генералов в том, чтобы именно Наган победил в этом споре и затем соответствующим образом отблагодарил своих покровителей.

Ванновский распорядился заказать Нагану 300 опытных винтовок. Бельгиец живо согласился изготовить всю партию в течение пяти месяцев, определив стоимость каждого ружья со штыком в 230 франков и в 225 франков без штыка. Контракт с ГАУ содержал и чрезвычайно заманчивый для исполнителя пункт: "Русское правительство обязуется, если ружья Леона Нагана будут приняты на вооружение русских войск, уплатить ему, Нагану, в виде премии двести тысяч рублей кредитных". Никогда ещё царские власти не платили таких денег иностранным поставщикам оружия. Примечательно, что в самой Бельгии военные авторитеты признали нагановскую винтовку неудовлетворительной, отдав ей лишь третье место после систем Маузера и Манлихера.

В первых числах января 1891 года на полигоне в Ораниенбауме под Петербургом начались широкомасштабные войсковые испытания двух конкурирующих магазинных образцов - Нагана и Мосина. В упражнениях на скорость стрельбы хорошо обученные стрелки смогли сделать по 21 выстрелу в течение минуты из той и другой винтовки. На протяжении всех тестов, в которых участвовало по 300 винтовок от каждой системы, сохранялось примерное равенство результатов. Однако при подаче патронов из ствола опытные мосинские трёхлинейки дали 217 задержек, а нагановские - 557. Учитывая, что конкурс, по сути, сводился к поиску оптимальной конструкции магазина, одно это с точки зрения надёжности однозначно говорило в пользу разработки Мосина.

"С юга до Урала"

Распорядительная комиссия пришла к выводу, что "пачечные ружья иностранца Нагана сравнительно с такими же капитана Мосина представляют собой механизм более сложный для выделки... и сама стоимость каждого экземпляра ружья несомненно увеличится". Преимущество мосинской трёхлинейки состояло и в том, что она была специально рассчитана на высокую степень технологической преемственности с уже выпускавшейся в России винтовкой Бердана. На освоение же промышленностью системы Нагана требовалось дополнительно 3-4 месяца.

13 апреля 1891 года Ванновский предоставил Александру III доклад "Об утверждении образца пачечного трёхлинейного ружья, предложенного капитаном Мосиным". Явно благоволивший к Нагану военный министр не мог полностью игнорировать данные испытаний. А потому написал, что отечественная разработка "заслуживает во многих отношениях предпочтения перед системой иностранца Нагана, как по более простому устройству и дешевизне валового изготовления, так и потому, что с принятием её на вооружение наши заводы скорее могут приступить к валовому производству ружей".

Ванновский предложил императору наименовать мосинскую винтовку "Русской трёхлинейной винтовкой образца 1891 года", сославшись на то, что в её создании участвовал не один Мосин. Александр III название утвердил, но вычеркнул слово "русская".

Для Мосина такой финал эпопеи стал страшным ударом. Он пытался протестовать, он подготовил несколько записок в ГАУ, отметив в одной: "...раз главные части построены мною, то и скомбинирование всего ружья принадлежит мне". Его пребывание в Петербурге мешало Ванновскому и Крыжановскому, и последний, будучи помощником начальника ГАУ, приказал капитану-правдоискателю вернуться к месту постоянного служения - в Тулу. Министр же, проявив чудеса изобретательности, сумел убедить царя в необходимости выплатить Нагану оговорённую в контракте сумму. Александр III подписал рескрипт: "Выдать оружейному мастеру Леону Нагану 200 тысяч рублей за предложенное им для нашей армии ружьё".

Комиссия Чагина, несмотря на яростное противодействие Ванновского, добилась выдачи Мосину премии в размере 30 тысяч рублей. Ту же сумму составила денежная часть Большой Михайловской премии, высшей военно-технической премии русской армии, которую конструктору присудило ГАУ. Но поскольку его трёхлинейку лишили формального права носить его имя, тяжкая обида жгла сердце Мосина до конца жизни. А когда в феврале 1902 года конструктор умер, официальные круги России встретили это событие почти полным равнодушием. Только в двух журналах - "Ниве" и "Оружейном сборнике" - появились некрологи.

Валовое производство винтовки развернулось осенью 1892 года на тульском, ижевском и сестрорецком заводах. К 1 января 1903-го войска получили 2 миллиона 964 тысячи мосинских "стволов", изготовленных в России, и около 500 тысяч - во Франции. Однако во время Первой мировой войны выявился ужасающий некомплект винтовок. Вот что пишет генерал Николай Головин, ссылаясь на донесение британского военного агента: "...во всей русской армии, растянувшейся от Ревеля до Черновиц, в октябре 1915 года имелось только 650 тысяч действующих ружей".

Головин свидетельствует: "Трудно передать на словах всю драматичность того положения, в котором оказалась русская армия в кампанию 1915 года. Только часть бойцов, находящихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы".

Мосинская трёхлинейка производилась в трёх вариантах - драгунская, пехотная и казачья. В 1920-х на вооружении Красной армии состояла только короткоствольная "драгунка" как более удобная в бою и походе. В 1930 году в войска поступила модернизированная винтовка Мосина, на основе которой был разработан снайперский вариант, отличавшийся от штатного улучшенной отделкой канала ствола и наличием оптического прицела.

Опыт Великой Отечественной войны показал, что для войск, участвующих в рукопашных схватках, требуется вместо винтовки карабин с неотъёмно-откидным штыком. В январе 1944 года на вооружение постановлением Государственного Комитета Обороны был принят карабин со штыком конструкции Сёмина. Этим же постановлением прекращалось производство винтовки системы Мосина. Таким образом, от первого штатного образца, изготовленного на Тульском заводе 16 апреля 1891 года, и до последнего, сошедшего с конвейера, прошло 52 года 9 месяцев и 1 день.

Но жизнь трёхлинейки не оборвалась в 1944 году. Ещё несколько десятилетий винтовки и карабины Мосина использовались армиями стран Восточной Европы и по всему миру. А также бойцами иррегулярных формирований в бесчисленных войнах, от Кореи и Вьетнама до Афганистана и конфликтов на постсоветском пространстве.

Истинное же бессмертие мосинское детище обрело в сложенных в России песнях. С такими, к примеру, словами: "С юга до Урала / Ты со мной шагала / партизанскою тропой. / И врагов, бывало, / Падало немало / Там, где пробирались мы с тобой".

Или: "Трёхлинеечка родная, /До чего ж ты хороша! / Как беру тебя я в руки - загорается душа... / Как примкнёшь к любимой штык / Враг от страха побежит! / За цевьё её как взял - / Словно девушку обнял".