"Историческая призма": Март 1918. Русский свидетель геноцида азербайджанцев в Баку раскрывает страшные подробности
Среди документов, собранных Чрезвычайной следственной комиссией Азербайджанской Республики, есть свидетельства бакинцев разных национальностей, которые имеют особое значение при оценке мартовских событий в Баку в 1918 г.
Будучи яркими и оригинальными документами, описывающими отдельные моменты происходивших в те дни событий, эти свидетельства приобретают особую ценность тем, что в них конкретно указываются виновники творимых бесчинств, называются имена, четко выражается отношение немусульманской части населения города к мартовской трагедии 1918 г. Кроме того, в них содержится множество интересных фактов об отдельных видных представителях бакинской мусульманской элиты.
Документы также свидетельствуют о том, что среди погибших в эти дни на улицах города были и представители других наций, а квартиры и имущество многих из них также оказались разгромлены армянскими бандами.
Немногочисленность бакинцев других национальностей среди свидетелей вполне понятна, так как прямой и открытой угрозы их жизни и имуществу не существовало. Вместе с тем, евреи, русские, поляки, немцы, грузины и т.д., не будучи сами объектом террора ни большевиков, ни армянских вооруженных банд, давали следователям ЧСК ценнейшие свидетельства, в которых подтверждались факты зверств и бесчинств армян, описанные в показаниях, впавших в панику и охваченных ужасом и страхом мусульман. Как представители нейтральной стороны, они пытались дать объективную оценку происходящим событиям, охарактеризовать действия отдельных политических сил и лиц, спровоцировавших, а затем и учинивших настоящую бойню против мусульманской части населения.
В этом смысле представляют особый интерес и заслуживают внимания показания Якова Николаевича Смирнова, присяжного поверенного, бывшего общественного Бакинского Градоначальника, в котором подчеркивается сочувственное отношение русского населения города к азербайджанцам в дни мартовских трагедий.
Будучи уважаемым человеком, имеющим знакомых в интеллигентских и деловых кругах города, Смирнов в своем обстоятельном показании пытается воссоздать трагическую картину мартовских событий. Проявляя при этом достаточную информированность, наблюдательность и проницательность, автор не остается "нейтральным" лицом, довольно четко выражая к происходящим событиям свое личное отношение.
В своих показаниях Смирнов подробно описывает, как армянские банды сжигали самые известные архитектурные здания Баку. В частности, касаясь поджога армянскими боевиками олицетворяющего собой социально-культурный и духовный центр азербайджанцев здания Мусульманского Благотворительного общества "Исмаиллийе", он отмечает: "...наблюдал, как армянские солдаты поджигали расположенное напротив здание гостиницы "Исмаилия", для чего притащили в лавку, помещавшуюся в подвальном этаже, много ящиков, которые и зажгли. Все здание сгорело, остались только стены. Впоследствии армяне объясняли поджог здания мусульманского благотворительного общества "Исмаилия" тем, что в этом здании помещался штаб мусульман".
Армянами было сожжено здание газеты "Каспий". Армяне сжигали лавки мусульман, расположенные под домом, где жил Смирнов. На втором этаже дома располагалась лечебница для тяжелобольных. Неоднократные призывы Смирнова к армянским отрядам не поджигать мусульманские лавки, указывая на нахождение в доме лечебницы, не возымели действия. Не имело результата также обращение Смирнова по телефону в адрес командующего войсками Бакинского Совета Г.Корганова прислать пожарную команду "для отстаивания нашей лечебницы, но пожарные так и не приехали". "Позднее мне прислали четырех вооруженных армянских солдат для охраны лечебницы. Из них двое вскоре после прихода куда-то исчезли; как потом оказалось, они грабили квартиры, расположенные в нашем же домовом комитете".
Однако угроза на этом не отпала. Разъяренные армяне, узнав, что в лечебнице имеются больные-мусульмане, требовали проводить их в лечебницу, угрожая убить больных мусульман. Как отмечает Смирнов с большим трудом, вместе с другими жильцами дома ему удалось отговорить армян от вторжения в лечебницу.
Смирнов в своих показаниях констатировал факт участия в мартовских событиях хорошо организованных воинских отрядов армян и членов партии "Дашнакцутюн", которые даже имели свои знаки отличия. Смирнов пишет: "Я видел их в штатских платьях, с винтовкой и белой повязкой на рукаве". "Между тем, - как далее отмечает Смирнов, - мне уже после прекращения погромов неоднократно приходилось беседовать с разными представителями армянского интеллигентного общества, которые с удивительной настойчивостью утверждали, что в мартовских погромах участвовали не армянские организации, не армянская интеллигенция, а занимались грабежами лишь армянская чернь и отдельные солдаты из мести к мусульманам за то, что последние не пропустили их домой при возвращении их с фронта в свои селения". Однако, Смирнов отметая эти доводы, говорит о той бесчеловечной жестокости, которую армяне проявляли во время мартовских событий в отношении мусульманских женщин, стариков и детей: "По слухам в марте было убито 6000-7000 мусульман (на самом деле число жертв было вдвое больше). Армянский солдат, оказавшийся студентом-бакинцем и в разговоре, показывая мне свой немецкий штуцер, с гордостью объяснял, что в тот день выпустил по мусульманам около 1500 патронов и что всех мусульман нужно истребить. Убытки, причиненные погромом и грабежами мусульманского населения в марте, колоссальны, ибо в то время в городе было еще много населения, и в домах мусульман были огромные богатства".
Смирнов был хорошо знаком с представителями азербайджанской элиты города, был вхож в окружение известного мецената Г.З.Тагиева и видного представителя азербайджанской интеллигенции А.М. Топчибашева. Арест последнего вызвал у Смирнова особое негодование: "Уже после мартовских погромов я узнал, что Али Мардан бек Топчибашев арестован. Его содержали вместе с полковником бароном Остен-Сакем в маленькой комнате одной из городских школ, причем рядом с ними, в большой комнате, помещался караул исключительно из армянских солдат. Последние держали себя возмутительно, постоянно щелкали ружейными затворами, целый день и даже ночью пели, орали. Это я знаю из личного посещения Али Мардан бека Топчибашева в арестном помещении. После больших усилий мне удалось через Джапаридзе и Кожемяку добиться того, чтобы Топчибашева освободили на поруки. Позднее его снова арестовали и заключили под стражу в тюрьму на Баилове. При посещении Али Мардан бека Топчибашева в тюрьме я нашел его в удрученном состоянии духа и здоровья. Он заявил мне, что в первые сутки содержания его в тюрьме ему не давали абсолютно никакой пищи; сейчас он тоже голоден, и голодны все другие, находящиеся с ним заключенные в числе 30 человек. На Баилове Топчибашева содержали, по его словам, в ужасных условиях: камера запиралась с 6 часов вечера до 7 часов утра, и на ночь в ней ставилась параша, из которой протекала жидкость на пол, и заражался воздух страшным зловонием".
Подобная ситуация заставила Смирнова обратиться к народному комиссару внутренних дел Бакинского Совнаркома П.Джапаридзе и добиться освидетельствования Топчибашева через врачей как тяжело больного. По его просьбе Топчибашева положили в лечебницу. "К арестованным был приставлен караул, состоявший исключительно из армян, державших себя все время возмутительно. Мне пришлось ходатайствовать о замене армянского караула каким-либо другим. После этого на один день прислали караул из грузин, а потом стали присылать снова исключительно армян".
Кроме событий в Баку, Смирнов со слов свидетелей-молокан, касается также событий в Шамахы. Надо отметить, что события в Шамахы по своим масштабам не уступали бакинским. По данным азербайджанского исследователя Солмаз Рустамовой-Тохиди, в марте 1918 года в городе Шамахы и Шамахинском уезде подверглись тотальному насилию 110 мусульманских селений, в результате которого было убито более 10 тысяч человек. Основными исполнителями данного преступления были армянские шайки во главе со Степаном Лалаевым и Татевосом Амировым. Смирнов в своих показаниях касается событий лишь в одном из селений уезда - Маразе, которая была в числе наиболее пострадавших от армянских разбоев. Из материалов следственной комиссии становится известно, что в этом селении было убито более 300 человек, мужчин, женщин и детей, подожжены и разрушены 400 домов, жителям был причинен убыток в 1.116.852 рублей.
Смирнов отмечает: "С событиями в Шамахинском уезде я познакомился со слов приходивших ко мне за советом молокан. В этом уезде имеется селение Маразы, населенное молоканами, а по смежности с ним мусульманское селение Маразалы. В Маразы явились Татевос Амиров и Степан Лалаев с армянскими отрядами и под угрозой расстрела пулеметами заставили молокан присоединиться к ним и идти на селение Маразалы. Присланная депутация мусульман Маразалинцев была расстреляна, в самом селении мечеть и многие дома были сожжены. О сообщениях в Шамахинском уезде мне, между прочим, рассказывал молоканин Иван Васильевич Калмыков, живущий в селении Астраханки Шамахинского уезда".
В заключение хотелось бы отметить, что в многочисленных показаниях самих азербайджанцев содержится множество примеров, когда именно люди, подобные Якову Смирнову, т.е. представители иных национальностей, принимали самое активное участие в спасении жизни и имущества мусульман, ставших весной 1918 года мишенью обезумевших от ненависти и алчности армян.
Ильгар Нифталиев,
доктор философии по истории, ведущий научный сотрудник Института Истории им.А.А.Бакиханова НАН Азербайджана
Заметили ошибку в тексте? Выберите текст и сообщите нам, нажав Ctrl + Enter на клавиатуре
