Что ждет Ближний Восток завтра

Пожалуй, главный рефрен обсуждения ситуации на Ближнем Востоке в рамках Валдайского форума: в регионе происходит смена парадигмы политического развития. Если "арабская весна" похоронила доминанту панарабизма, на смену ей, казалось, надолго, пришёл вихревой исламистский поток. Новый поворот, обозначившийся в 2019 году и продолжающийся в нынешнем, показал, что это не так. Оценивают его по-разному, но большинство экспертов фиксирует откат значительной части населения, и прежде всего - молодёжи, от установок политического ислама. Подробнее о том, каким будет ближневосточное завтра, - читайте в аналитической записке Константина Труевцева, старшего научного сотрудника Института востоковедения РАН, передает Day.Az со ссылкой на Валдай.

Тон обсуждению ситуации в регионе на валдайской Ближневосточной конференции во многом был задан докладом "Ближний Восток: к архитектуре новой стабильности?", подготовленном академиком Виталием Наумкиным и кандидатом исторических наук Василием Кузнецовым. Вопросы прогнозирования развития региона, обозначенные в докладе, были нацелены на то, чтобы спровоцировать дискуссию. И, надо признать, эта цель была достигнута.

Несмотря на всю остроту проблематики неоконченных конфликтов, фрагментации региона, тенденции доминирования неарабских держав, проблем Персидского залива, центральное внимание дискуссии сосредоточилось вокруг темы: "Арабская улица: возвращение?".

В событиях 2019 г. в Алжире, Судане, Ливане, Ираке выступавшие увидели поворот, который может означать непосредственную проекцию будущего не только для этих стран, но - не исключено - и для всего региона (сирийский представитель Хамес Зрейк сказал: "И для всего мира", - но это уж, пожалуй, вряд ли).

Продолжение "арабской весны"? Да, сказал алжирский учёный Яхья Зубир, - потому что причины, породившие восстания 2011 года, никуда не ушли. Происходит попытка апгрейда авторитаризма. Но улица воспротивилась этому.

На самом деле, что объединяет такие разные страны, как Алжир, Судан, Ливан и Ирак? Во-первых, это страны либо совсем не затронутые "арабской весной", либо затронутые минимально. Во-вторых, везде это восстание против элит, против истеблишмента как такового. Везде одним из побудительных мотивов была нетерпимость к коррупции, и также везде - антикоррупционный протест моментально перерос в протест против существующих политических порядков.

Однако, как отметил тот же Яхья Зубир, в ходе нынешних протестов повсюду произошло переосмысление уроков "арабской весны". В наиболее резкой форме это выразил министр иностранных дел Временного правительства Ливии Абдельхади аль-Хувейдж: "В 2011 г. произошло мирное восстание молодёжи против диктатуры, которое оседлали и извратили исламисты".

Повсюду протестные движения происходили и происходят поверх этнических и конфессиональных перегородок. Они, как подчеркивали Рагида Дергам (Ливан) и Мохаммед Ихсан (Ирак), носят гражданский характер с главным мотивом национально- государственной идентичности ("мы - ливанцы, а не марониты, шииты или сунниты, мы - иракцы, а не шииты или сунниты", "мы - ливанцы и иракцы, а не инструменты США или Ирана"). В Алжире и Судане эти движения уже привели к политическим изменениям, хотя и не окончательным, в Ливане и Ираке - пока нет.

Региональное значение этих изменений, по мнению бывшего министра иностранных дел Египта и бывшего президента ЛАГ Амра Мусы, заключается в следующем: 70% населения арабских стран - молодёжь, и она будет определять их будущее в течение ближайших десятилетий. Среди населения в Египте и в других странах, в первую очередь среди молодёжи, идёт открытая дискуссия о роли религиозного мышления: следует ли жить по заветам того, что было начертано четырнадцать веков назад или стоит изменить это. Мы - египтяне, иракцы и ливанцы, а не сунниты, шииты и прочая. И никто с другого берега реки, моря или океана не может навязать нам решение.

Конфликты и посредники

Наиболее острые конфликты - сирийский, ливийский и йеменский, несмотря на всю остроту и сохраняющиеся подводные камни, близки к завершению. Такое мнение, высказанное одним из российских участников, не вызвало ни полемики, ни острых дискуссий. Уже из этого можно сделать вывод, что тематика этих конфликтов соскальзывает с остроты повестки. Чего нельзя сказать о конфликте между США и Ираном, а также о новом обострении по линии "Израиль - Палестина" в связи со "сделкой века".

Вообще, из-за региональных конфликтов последнего времени в целом и из-за ближневосточных в особенности произошло переосмысление понятия "посредник". Поскольку дискуссия в основном (со стороны не российских партнёров) шла на английском языке, это было особенно заметно. С одной стороны, это "proxy", лицо или структура, действующая "по доверенности", то есть, конечно, посредник, но действующий в интересах одной из сторон конфликта. С другой стороны, всё большее распространение получает понятие "broker", маклер, то есть посредник, претендующий на то, чтобы в равной степени представлять обе стороны.

Так уж вышло, особенно в ходе сирийского конфликта, что у большинства региональных и глобальных игроков, претендовавших на его разрешение, на деле вышло лишь присоединение к одной из его сторон - либо сирийского режима, либо оппозиции. Но, поскольку ряды оппозиции всё более перемешивались с откровенными террористами, поддерживать которых становилось всё более неприлично, а сепарировать не получалось, происходила своего рода дистилляция. В результате ведущие арабские страны стали скатываться в маргинал, а на передний план вышли страны-прокси, Турция и Иран, которые не только стали бенефициариями, но и претендуют теперь на то, чтобы занять доминирующие региональные позиции. Сюда же можно отнести и Израиль, который только выиграл от прямого неучастия в конфликтах.

В арабских странах обеспокоены тем, что три неарабские страны залезают в сердце региона, выражаясь словами Александра Вертинского, "как котята в чужую кровать". Об этом с тревогой говорил Амр Муса, подчеркивая опасность растущих амбиций Турции и Ирана, а Рагида Дергам прямо заявила о "внедрении" этих стран "в арабскую географию". Представитель Израиля Цви Маген отмечал, что сегодня именно неарабские страны - Турция, Иран и Израиль - определяют региональную повестку.

Примечательно, однако, что большинство арабских участников сильнее беспокоит растущая роль Турции и Ирана, чем Израиля. Исключением, конечно, стали представители Палестины, сделавшие акцент на опасности "сделки века" не только для палестинского народа, но и для всего региона.

Вместе с тем Амр Муса отметил, что, по его мнению, "сделка века" - это необязательно диктат, а всего лишь американо-израильское предложение, которое в том виде, в котором оно представлено, разумеется, неприемлемо для арабов. Но это означает, что арабы должны не просто встать в афронт, а выставить альтернативное предложение, которое бы в полной мере отражало интересы палестинского народа. В этой связи один из палестинских участников говорил о необходимости возвращения к первоначальной дилемме 1940-х гг.: либо демократическое палестинское государство с равными правами для евреев, мусульман и христиан, либо два государства на основе решений ООН 1947 г. Относительно механизма решения палестинской проблемы ряд делегатов предлагали вернуться к формуле "ближневосточного квартета".

Говоря об опасности противостояния США и Ирана, которая, по мнению ряда участников, становится угрозой номер один для мира в регионе, представители Ирака обратили внимание на то, что события последних месяцев нанесли существенный удар по позициям обеих стран, особенно в Ираке, который является центральным звеном доминирования как США, так и Ирана в регионе. Беспорядки в Багдаде и основных шиитских регионах Ирака имели отчётливую антииранскую направленность, однако после убийства Касема Сулеймани они приобрели и антиамериканский характер. А решение иракского парламента о выводе иностранных войск вообще ставит под сомнение дальнейшие перспективы американского военно-политического присутствия.

В то же время цепочка событий как в Ираке, так и в самом Иране нанесла серьёзный удар по позициям Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Эти события вряд ли приведут к радикальным изменениям в Иране в ближайшее время, однако окажут воздействие на его региональные позиции.

Представители Ирана не разделяют этот пессимистический взгляд. Один из них, Мехди Санаи, говорил о растущей роли "цепи сопротивления", в которую иранцы включают Иран, Ирак, Сирию, ливанскую "Хезболлу" и хуситский Йемен. Но в этих выступлениях звучала и небезынтересная миротворческая позиция, в частности, попытка развития российской инициативы по созданию механизма региональной безопасности на Ближнем Востоке в целом и в регионе Персидского залива в частности. При этом Санаи отмечал, что при создании такого механизма нельзя полагаться целиком на глобальных игроков, особенно на Запад, поскольку роль США в регионе деструктивна, а Европа так и не смогла выработать самостоятельной региональной повестки.

В качестве если не образца, то, по крайней мере, примера создания конструктивного механизма разблокирования конфликтов Санаи привёл астанинский процесс, в ходе которого Россия, Турция и Иран смогли существенно разрядить один из сложнейших конфликтных узлов, несмотря на всю разницу и даже противоречивость позиций.

Хотя ряд выступавших (например, Рагида Дергам) скорее негативно, чем позитивно оценивали некоторые аспекты роли России ("именно она способствовала росту доминирования Ирана и Турции"), многие (представители Сирии, Палестины, Ливии, Ливана и другие) отмечали, что только Россия способна выполнять роль "честного брокера" на Ближнем Востоке, поскольку США с этой ролью не справились, Европа фактически самоустранилась, а Китай по-прежнему далёк от того, чтобы проявлять активность на этом направлении. При этом подчеркивалось (например, Амром Мусой), что в миротворческий процесс в регионе желательно вовлекать и Россию, и США, и ЕС, и Китай, а, возможно, также и Индию.

Особое место в обсуждении заняли сценарии будущего региона. Они, кстати, и были обозначены в качестве приоритетной темы дискуссии, но поначалу казалось, что как-то потерялись за наиболее актуальными. И всё же не скажешь, что попытка проекции близкого и более отдалённого будущего ускользнула от внимания участников форума.

Угрозы-то существуют, тем более что ряд негативных сценариев для Ближнего Востока уже осуществился. В течение последних тридцати лет получили продолжение некоторые проекции, фиксировавшиеся в начале этого периода. Сейчас сбываются и прогнозы, сделанные в 2008 году на перспективу до 2030-го (например, в отношении изменения ряда политических систем арабских стран).

Отмечая это, представитель Турции Мустафа Айдын, взявший на себя роль застрельщика футурологических штудий нынешнего форума, обратил внимание на ряд негативных трендов, выявившихся уже сегодня и не имеющих пока видимых условий преодоления или снижения: (1) растущая нехватка продовольствия; (2) истощение водных ресурсов; (3) демографический взрыв; (4) связанный с ним рост доли молодёжи, не находящей места в экономической структуре и существующих параметрах социализации; (5) усугубляющиеся проблемы гендерного разделения.

Всё это будет оказывать неизменное и даже возрастающее давление не только на экономический рост, но и на возможности проведения и направление экономических и политических реформ.

В этой связи возникает вопрос о судьбах национальных государств. Это если понятие национального государства ("nation-state", "nation-`etat") вообще применимо к арабским политическим системам (Мохаммед Эльджарх, Ливия). Как бы то ни было, в странах Ближнего Востока в целом (несмотря на последние тенденции, отмеченные в Ливане и Ираке) нарастает фрагментация общества по конфессиональным, этническим, субэтническим и прочим основаниям, сопровождающаяся и растущей поляризацией общества. Не только арабские страны, но и Турция, Иран и Израиль не избежали роста этих тенденций. Ко всему прочему следует прибавить и растущую милитаризацию региона по линии "Иран - Саудовская Аравия", сочетающуюся с растущей опасностью их нуклеаризации. А там, где наметилась тенденция к стабилизации после экспериментов и конфликтов, она, как правило, сопровождается усилением роли госаппарата, ведущей к ограничению прав и свобод.

Таким образом, снова наблюдается рост непредсказуемости. Поэтому вновь заговорили о возможности появления "чёрных лебедей", нежданных и плохо прогнозируемых акторов (Рэнда Слим), чем заслужили упрёк о приверженности членов клуба к орнитологии.

Как бы то ни было, но отдалённое будущее Ближнего Востока по итогам дискуссии выглядит в чём-то более предсказуемым, чем ближайшие перспективы.