Трагедия самолета AZAL как красная линия: Азербайджан отказался от ритуальной дипломатии СНГ - ОБЗОР от Эльчина Алыоглу

Автор: Эльчин Алыоглу, директор Baku Network, специально для Day.Az

Политика - это не сфера эмоций. Политика - это пространство ответственности. Там, где заканчивается ответственность, начинается имитация суверенитета, ритуальная дипломатия и деградация институтов. Именно в этой координатной системе следует рассматривать решение Президента Азербайджана Ильхам Алиев не участвовать в неформальном саммите СНГ. Любые иные интерпретации - от лукавства или от интеллектуальной лени.

Формальный повод - плотный рабочий график. Содержательная причина - системный, незавершенныи, принципиальныи кризис, связанный с крушением гражданского самолета AZAL. И этот кризис - не авиационныи инцидент. Это политико-правовои маркер, лакмусовая бумажка зрелости государства, способности власти признавать вину и доводить обязательства до логического конца.

... Прошлый год уже вошел в историю как момент резкого разрыва между ритуалом и реальностью. В тот самый момент, когда самолет Президента Азербайджана направлялся на неформальный саммит СНГ в Санкт-Петербург, произошла катастрофа. Гражданский самолет AZAL, выполнявшии рейс Баку-Грозный, потерпел крушение на территории Казахстана.

Расследование инцидента с самолетом AZAL продолжается - Ильхам Амиров

Символика ситуации предельно жесткая. Воздушное пространство, которое в XXI веке должно быть метафорой безопасности и технологического суверенитета, превратилось в зону фатального риска. СНГ в тот момент перестало быть площадкой диалога - потому что реальность потребовала иного.

Решение главы государства вернуться в Баку и провести совещание прямо в аэропорту было не эмоциональным жестом, а актом институциональной ответственности. Государство в критическии момент не улетает на протокольные мероприятия. Государство концентрируется на кризисе.

В течение первых часов после трагедии мир видел лишь кадры ужаса. Версии отсутствовали. Информация была фрагментарной. Но уже тогда был сделан ключевой выбор: Азербайджан не стал истерить, не стал спекулировать, не стал превращать трагедию в медийный балаган. Была направлена правительственная делегация. Была запущена институциональная процедура.

Однако политические кризисы редко рождаются мгновенно. Чаще всего они формируются в результате затянутой неопределенности, когда обещания не подкрепляются действиями, а слова повисают в воздухе.

Поворотным моментом стала встреча глав государств на саммите СНГ в Душанбе 9 октября. Президент России Владимир Путин принес извинения и признал, что гражданскии самолет AZAL потерпел крушение в результате работы ПВО Вооруженных сил России. Форма была привычно обтекаемой, стилистика - уклончивой, но ключевое прозвучало: признание и обещание сделать все, что требуется в таких ситуациях.

В международной практике эта формула давно известна и не допускает вольных толкований.

Государственная ответственность при авиационнои катастрофе, особенно с участием военных систем, имеет четкий алгоритм. Он не изобретен Азербайджаном. Он сформирован десятилетиями международной практики, начиная с трагедии иранского Airbus в 1988 году и заканчивая делом MH17.

Алгоритм включает четыре неотменяемых элемента:

Признание факта ответственности без эвфемизмов и двусмысленных формул. Официальные извинения как акт политическои и моральной субъектности. Компенсации семьям погибших и пострадавшим, оформленные юридически. Наказание виновных, независимо от их званий и должностей.

Все остальное - симуляция. То есть, от лукавого.

Ибо остальное - философия незавершенности, логика полумер, стиль управления, при котором процесс подменяет результат.

С момента душанбинской встречи прошло почти два с половиной месяца. С точки зрения политическои теории это целая эпоха. С точки зрения кризисного управления - провал временных рамок.

Следственные мероприятия не завершены. Компенсации не выплачены. Виновные не названы, не говоря уже о наказании. Казахстанская сторона прямо заявляет, что работа комиссии продолжается, а российская часть процесса демонстрирует вялость, фрагментарность и отсутствие финального решения.

В Баку представлена ​​почтовая марка, посвященная авиакатастрофе самолета AZAL в Казахстане - ФОТО

Тем временем приближается годовщина трагедии. Символические даты в политике обладают огромной силой. Они либо закрывают травму, либо консервируют конфликт. Азербайджан ясно дал понять: его позиция не эмоциональна, а рациональна, не ультимативна, а правовая.

И здесь мы подходим к главному вопросу, который по-прежнему пытаются задать с наивностью или притворством: как в этих условиях Президент Азербайджана мог участвовать в неформальном саммите СНГ?

Ответ прост до банальности: НИКАК.

Политика - это не светский раут и не клуб по интересам. Участие в неформальном саммите без урегулирования ключевого кризиса означало бы нормализацию несправедливости. Это означало бы, что трагедия гражданского самолета может быть вынесена за скобки ради протокола. Это означало бы отказ от принципа.

Азербайджан на это никогда не идет. И именно поэтому речь идет не о кризисе отношений с СНГ как структурой. Речь идет исключительно об одном направлении - российском.

Философия принципиальности начинается там, где заканчивается удобство. Для государств это особенно болезненная зона, потому что принципиальность почти всегда конфликтует с привычкой силы, а ответственность - с инерцией власти. В данном случае мы наблюдаем столкновение двух политических онтологий: с одной стороны - азербайджанская модель суверенного прагматизма, с другой - имперская логика размывания ответственности, в которой вина растворяется во времени, бюрократии и абстрактных формулировках.

Имперское мышление по своей природе плохо работает с понятием вины. Оно предпочитает говорить о "трагическом стечении обстоятельств", "сложном контексте", "внешних факторах" и "неоднозначности ситуации". Это не просто риторика - это устойчивый когнитивный паттерн, при котором ответственность всегда коллективна, а значит, в итоге безлична. В такой системе никто конкретно не виноват, а значит, никто конкретно не наказан. Принципиальность же, напротив, требует персонализации ответственности, четкой причинно-следственной связи и завершенности действий. Именно поэтому она воспринимается как угроза для имперского сознания, привыкшего к размытым границам допустимого.

История дает этому феномену предельно наглядные примеры. Россия системно опаздывает в признании ответственности - не потому, что не понимает необходимости, а потому, что надеется на усталость времени. Будь то подводная лодка "Курск", будь то катастрофа над Черным морем в 2001 году, будь то международные авиационные инциденты более позднего периода - везде мы видим одну и ту же модель: первоначальное отрицание, затем частичное признание, затем обещание "разобраться", после чего наступает фаза затягивания, в которой процесс становится самоцелью. Это опоздание не техническое, а ментальное. Оно встроено в саму архитектуру власти, где признание ошибки считается слабостью, а не признаком зрелости.

В этом контексте ситуация с самолетом AZAL не является исключением, а напротив - подтверждает закономерность. Признание, озвученное Президентом России Владимир Путин в Душанбе, стало важным, но промежуточным этапом. Оно открыло дверь, но не означало выхода. Политическая ответственность не измеряется словами, она измеряется последовательностью действий. Пока эти действия не доведены до конца, признание остается декларацией, а не актом.

Именно поэтому обращение Азербайджана к международному инструментарию следует рассматривать не как угрозу и не как эскалацию, а как рациональный, институциональный выбор. В современном мире международное право - это не альтернатива двусторонним отношениям, а их логическое продолжение в случае тупика. Апелляция к международным механизмам - это способ деперсонализировать конфликт, вывести его из эмоциональной плоскости и поместить в пространство норм, процедур и прецедентов. Это язык не давления, а системности.

Имперская риторика традиционно воспринимает международные механизмы как внешнее вмешательство, как покушение на суверенитет. Но это архаичный взгляд. В XXI веке суверенитет измеряется не способностью игнорировать правила, а способностью работать внутри них и нести ответственность за свои действия. Азербайджан в данном случае демонстрирует именно такую модель - зрелую, расчетливую и лишенную истерики. Он не торопится, но и не отступает. Он не угрожает, но и не забывает.

Вопрос "что будет потом" на самом деле не о будущем, а о границе терпения. Эта граница не эмоциональна, она институциональна. Она проходит там, где процесс окончательно подменяет результат, а ожидание превращается в форму молчаливого согласия. Азербайджан ясно обозначил: либо тема крушения самолета будет закрыта в соответствии с международными нормами и публичными обещаниями, либо она продолжит жить в правовом поле, включая международные площадки и процедуры.

Красная линия здесь проходит не по дате и не по саммитам. Она проходит по принципу завершенности. Государство, уважающее себя и своих граждан, не может позволить, чтобы гибель его людей была размыта в формулировках и отложена на неопределенное "потом". Терпение в политике - добродетель, но только до тех пор, пока оно не превращается в соучастие в безответственности.

В этом и заключается ключевой философский конфликт текущего момента. Азербайджан предлагает простую и, по сути, универсальную формулу: ответственность должна быть полной, действия - завершенными, а слова - подтвержденными поступками. Это путь от альфы до омеги. Все остальное - лишь движение по кругу, в котором история, как известно, всегда наказывает тех, кто системно опаздывает.

Финал этой истории - не точка и не восклицательный знак. Это двоеточие. Потому что мы имеем дело не с эпизодом, а с моделью. Не с частным кризисом, а с проверкой пределов допустимого в современных межгосударственных отношениях. Самолет AZAL стал не только объектом расследования, но и философским тестом: способен ли сильный субъект власти признать ошибку полностью, а не фрагментарно; готов ли он завершать действия, а не бесконечно комментировать процесс.

Азербайджан в этой ситуации действует не как эмоционально задетая сторона, а как государство, осознающее цену прецедента. Потому что прецеденты в политике опаснее конфликтов. Конфликт можно урегулировать, а прецедент - если он закреплен молчанием - начинает жить своей собственной жизнью и воспроизводиться. Сегодня это гражданский самолет, завтра - иная форма "ошибки", послезавтра - новая зона безответственности. История учит жестоко: там, где однажды позволили не довести дело до конца, потом всегда платят больше.

Именно поэтому линия Баку столь подчеркнуто рациональна и холодна. В ней нет угроз, но есть память. Нет ультиматумов, но есть структура. Нет истерики, но есть твердая логика. Это политика, выстроенная не на эмоциях момента, а на понимании того, что международный порядок держится не на симпатиях и не на привычках, а на ответственности как базовой категории. Там, где ответственность не доведена до конца, не существует ни доверия, ни устойчивости, ни реального партнерства.

Россия в этой конфигурации стоит перед выбором, который она исторически откладывает. Не между Азербайджаном и кем-то еще, не между уступкой и слабостью, а между прошлым и будущим. Между имперской инерцией, где время должно все "размыть", и современной государственной моделью, где ошибка признается, исправляется и закрывается. Это выбор не внешнеполитический - это выбор цивилизационный.

Азербайджан, в отличие от многих, этот выбор уже сделал. Он не ищет конфронтации, но и не принимает неопределенности. Он не разрывает диалог, но и не подменяет его ритуалом. Он предлагает простую, почти классическую формулу: трагедия должна иметь завершение, ответственность - форму, а обещания - результат. В этом подходе нет ни мести, ни максимализма. В нем есть только уважение к памяти погибших и к самому понятию государства.

Когда-нибудь эта история будет описываться в учебниках - не как авиакатастрофа, а как кейс.

Кейc о том, как малые и средние государства перестают быть объектами инерции больших систем и начинают говорить языком принципов.

Кейc о том, как терпение перестает быть слабостью и становится инструментом давления.

Кейc о том, что международное право работает не тогда, когда его боятся, а тогда, когда к нему последовательно обращаются.

Финал еще не написан, но его рамки уже очерчены.

Азербайджан спокоен.

Он знает, чего ждет, и знает, что будет делать дальше.

А это, в большой политике, и есть высшая форма силы.