"Воскресное чтиво" на Day.Az: "Любовь"
В рамках рубрики "Воскресное чтиво" Day.Az представляет эссе "Любовь" нашей постоянной читательницы Фариды Вели.

 

Мы призываем наших читателей продолжать посылать на электронный адрес [email protected] различные публикации, касающиеся искусства, истории, культуры, этнографии, традиций Азербайджана, и многих других областей жизни нашей страны, а также свои рассказы, ранее не печатавшиеся в прессе.

Шел осенний дождь, падали капли в лужи, образуя круги, ручейки лились из ржавых водосточных труб, вросшие в дома, люди спешили по делам, соприкасались разноцветные зонты, приподымались в почтении, плавно расходились. "Осенняя грусть" М.Леграна звучала из Пельменной, ивы с ниспадающими ветвями, напоминающие девушку с распущенными волосами, качались от легкого ветерка, мальчишки-школьники, перепрыгивающие через лужи, толкались портфелями...

Молодая женщина, Надя, в туфельках-лодочках, с газовым шарфом небесно-голубого цвета вокруг шеи, засунув руки в карманы синего плаща, стояла на троллейбусной остановке. Надя вглядывалась в эту поэтичную красоту с полуулыбкой мудрой женщины, в очередную прекрасную осень после той истории... истории, не вызывающей уже горечь во рту и спазм в горле, а выглядящей как самостоятельный кусок жизни, существовавший параллельно с Надей, где-то сбоку, обтекаемо, философски просматриваемый со всех сторон.

Обычная, молодая, влюбленная семья, пришли работать вместе, после университета, сразу получили жилье как молодые специалисты, стали жить да обживаться, врастать в друг друга, дышать друг другом, и казалось, что все навечно.

Был у них один ребенок, сын, кареглазый блондин, золото светящее, одной улыбкой снимающий усталость родителей, пахнущий молоком да ирисками-барбарисками. Надька, вдохновленная ролью матери и молодой жены, готовила, пекла, бегала в детсад, на работу, снова в детсад, магазины, домой, в выходные - в кино, на выставки; со временем, чем вальяжнее выглядел муж, тем замотаннее, с усталыми глазами, потерявшими блеск - Надя. Мужа перевели в управление, что находилось в том же здании, этажом повыше, и встречались теперь на обед, в столовой. Коллектив, в основном, состоял из женщин, разных, симпатичных, Бога благодаривших, что работают не с мужьями, а потому без сомнений, ревности, разрушавших не одну пару.

Первые тревожные звоночки отчуждения Надя почувствовала, когда муж перестал заходить за ней в обед, объясняя нежеланием отрываться от коллектива, и теперь она могла за ним наблюдать издалека, муж преображался без нее настолько, что и не узнавала его; молодой мужчина, с хорошими манерами, чистый и выглаженный трудами Нади, благоухающий парфюмом, беззаботно шутил, отпускал комплименты дамам, все цвели и пахли, а чахла Надя, на глазах всего коллектива в четыре этажа. От обиды и ложного стыда порядочного человека, когда испытываешь неловкость за глупость других, Надя уходила в себя, теряла внимание, становилась внешне неуклюжей, беспомощной, падающая в рейтинге понятия женской красоты.

И соперница не замедлила появиться, из этого же коллектива, веснушчатое рыжее создание, с наглыми выпуклыми глазами - мое, возьму, и ничегосеньки вы с этим не поделаете - а что там делать, когда Надя и так уже подбитая птица; девица бренчала на гитаре, пела низким грудным голосом, носила декольте и гордо себя, курила, несла чушь милую уху мужа Нади, всю себя умудрялась продемонстрировать за восемь рабочих часов и ужасно, до неприличия, хотела выйти замуж.

И скромный парень, в университетские годы не замечаемый девушками, робко поглядывающий на Надьку, стройную, с короткой стрижкой, волнистыми волосами, карими глазами, душу студенческой компании, вдруг захотел реванша, утверждения, что он интересен и хорош, и для других пригож, росла уверенность мужская в нем. Но Надя, Надя-то при чем? Свидетелем его слабостей она была, из материнской жалости она полюбила, а ему такого нет, не надо; и вел уже себя прохладно с женой, и милым среди цветника...

Теперь шушукались все, посмеивались, Надя металась от слабости внутренней до ярости как шею скрутить сопернице, дома диалог с мужем превращался в женский слезный просительный монолог, унизительный для обоих. Мужу теперь было куда уйти, а Надя успокаивалась рядом с сыном. И именно сын, этот маленький человечек, привел ее в чувства, заставил вернуться к себе, первоначальной: веселой и уверенной в себе, открытой и доброй. Надя твердо решила найти себе союзников - опору на работе, так как муж, ребенок и рабочий коллектив - это все, что было у нее, у сироты, с далекими родственниками в другой стране.

Вначале она, с трудом преодолевая гордость, поделилась переживаниями в своем отделе, ведь она жена и мать, желает сохранить достоинство в непростой ситуации. И с удивлением обнаружила скрытые симпатии коллег. Молодежь взялась за улучшение внешнего вида Нади, а Зубейда ханым, мрачно выслушав, стукнув кулачком по столу, решила поставить все по своим местам, именно так как решала в своей жизни.

Историю Зубейды ханым знали все: и как она получила весточку от знакомых в Москве, что муж на заработках закрутил роман с красавицей, и как она в ярости слепой, в летнем платье, осенью, рванула на поезде в Москву, всю дорогу ее, мать троих прекрасных сыновей, выворачивало наизнанку от подлости Гасана, а ведь были времена счастливые, стоял на коленях, просил о любви, о, сколько вынесла она от его родственников-монстров, с их чаепитиями, ее узкие черные глаза наполнялись слезами, кулачки сжимались, приближалась Москва.

В тот базарный день Гасан был весел как никогда, дело спорилось, чувство молодости и легкости бытия вошли в его сознание с отъезда из дома, чем дальше относили его стучащие колеса поезда, напоминающие ему приятные мотивы тех или иных песен, тем радостнее и моложе становился Гасан, мужчина средних лет, с бархатными карими глазами из-под длинных ресниц, усиками-гитлеркой, холеной кожей, с кепкой набекрень. И когда увидел Зубейду ханым посреди людского потока, лотков и тюков, ее сузившиеся и без того узкие глаза, сжатые губы, руки на боках, сердце Гасана сжалось, оторвалось и провисло на нитях. Гасан стал отходить задом, прощупывая дорогу, двинулась и Зубейда ханым... Что там дальше произошло, не узнал никто, но... Гасан был возвращен в лоно семьи.

И сейчас, слушая историю Нади, Зубейда ханым мрачнела, будто свое снова вставало горой перед ее глазами. Она вышла из кабинета, увидела в коридоре эту парочку, подошла к ним и сказала жестко, что она думает по поводу них, разложения в обществе и т.д. Стал собираться народ, стали заступаться за Надю, за сохранение семьи, кто-то уже дотянулся до пышной шевелюры девицы, и тут муж Нади решил поступить по-мужски - защитить свою любовь, обнял свою пассию за плечи, дескать, народ темный, в любви не понимает ничего, пойдем отсель.

И Зубейда ханым, подняв ножку в турецкой тапочке с узкой закрученной передней частью, со всей злостью воткнула в мягкий зад Ромео. Ромео ойкнув, сжался, тапочек застрял, и он с распрямленной грудью, гордо вскинутой головой, со сжатым задом поспешил удалиться со своей Джульеттой. Гомерический женский хохот бил им вслед. Одним волшебным действием Зубейда ханым изменила жизнь Нади.

Любовь не должна быть ворованной, жалкой, а только светом, озаряющим душу, чистым родником...

Надя наблюдала за этой ситуацией со смешанными чувствами, торжество справедливости очищало душу, ненависть сменилась жалостью к мужу, отозвалось болью в груди...

После этой истории Надя изменилась: взгляд стал тверже, шаг четче, обновила гардероб, больше времени стала уделять себе и ребенку, с удовольствием ходила на работу, при встречах с мужем была суха и вежлива.

Муж, почему-то не выглядел счастливым, а через какое-то время вернулся насовсем, уже на условиях Нади: с разделением обязанностей по дому и соблюдением личного пространства. Настороженно привыкали друг к другу...

Как-то, летом, прогуливаясь с сыном вдоль берега моря, наблюдая, как мальчишки сигают в воду, плавают, плывут на покрышках, Надя твердо решила стать счастливой и... родить еще сына, такого же красивого, как ее первенец.

И родила.

Дети были здоровы, красивы, Надя счастлива, карьера мужа шла в гору; семьей любовались, и только Надя с мужем знали цену своего счастья, бережно несли, не расплескивая нежность, терпение и обновленную любовь...