"Воскресное чтиво" на Day.Az: "Истории 6-й параллельной"

Мы призываем наших читателей продолжать посылать на электронный адрес [email protected] различные публикации, касающиеся искусства, истории, культуры, этнографии, традиций Азербайджана, и многих других областей жизни нашей страны, а также свои рассказы, ранее не печатавшиеся в прессе.

В долгой и томительной тишине за окном внезапно зашумел ветер. Где-то вдали зазвенело разбитое стекло. Все вокруг ожило и затрепетало. Старый дом зажмурился и пригнулся. Шабаша повернул голову и прислушался.

- Кажется, ветер поднимается. Соскучился я по хорошему ветру.

Сима подула на блюдце с чаем.

- В наше время ветер дул целыми неделями и такой сильный был.
 

Прохожие держались двумя руками за шляпы и кепки, боясь, что их унесет, и даже говорят, видели, как человек перелетал через улицу, держась руками за шляпу. В доме хлопали форточки и двери, мигали и тухли лампочки. И тогда, вечерами мы закрывали все ставни и зажигали керосиновую лампу.

- Наверное, тоскливо, было без света?

- Нам детям было интересно. За столом собиралась семья, и рассказывали разные истории. Приходили соседи.

- Вижу, ты скучаешь по детству?

- Очень. В этом доме жило много разных людей. Меня любили и защищали. Большинство разбрелось по свету. Я тоже хотела уехать, но не получилось. Всю жизнь прожила здесь. Знакомых вокруг никого не осталось. Да и, сама я жива или нет, не знаю. Присматриваю пока за домом. Конечно, хочется увидеть людей из детства и вспомнить старые времена.

- А, я давно переехал отсюда. Уже много лет оберегаю замок в одной стране.

- Ну, и как тебе там?

- Сейчас привык, но скучаю. Когда-то жил на этой улице.

- А сюда, как ты попал?

- Решил поискать старых друзей, приехал, нашел улицу и твой дом.
 

Действительно, среди множества высоких зданий, на этой улице когда-то стоял старый двухэтажный дом. Он оставался таким, каким его построили много лет тому назад. Машины во двор никогда не заезжали. Ворота перекосились и не открывались, во дворе росли большие деревья и сидели одни и те же соседи.

Читатель напрасно будет искать этот дом в наши дни. Дома давно уже нет, как и многих персонажей этой истории, но улица 6-ая параллельная существует, хотя и под другим именем. Попасть в этот дом могли только те, кто хорошо его знал.

- Ну, вот и хорошо, - сказала Сима. Я всегда рада гостям и жду их сегодня. Устроим вечер воспоминаний: веселых воспоминаний, зачем нам грустные.

Внезапно за окном раздался сильный электрический треск, и в комнате потух свет. Сима подходит к окну.

- У соседей тоже темно.

Тем временем ветер посвистывал на крыше, шуршал в дымоходе и дышал из печки пеплом. От пламени печки по стенам и потолку комнаты пробегали длинные тени. Сима поставила на стол старинную керосиновую лампу.

- Очень кстати, свет потух. Зажгу эту лампу в память о нашем детстве. Я так делаю, когда жду старых друзей и хочу вспомнить прошлое.

- Красивая лампа, - говорит Шабаша, - видно, ей много лет.

- Это лампа моего прадедушки. Она похожа на старую даму в кружевном наряде с изящной прической. И характер у нее общительный. Вокруг нее приятно посидеть и поболтать. А когда мы смеемся, она тоже смеется и светится ярче. Прадедушка очень любил ее.

Шабаша кивает.

Из прихожей слышится шорох и в комнату, озираясь, входит растрепанный старик в беретке и очках с крупными линзами. Сима бросается к нему навстречу.

- Дядя Гамид, дорогой, как мы с тобой постарели!

Старик снимает очки и протирает их.

- Присаживайся здесь. Знакомься, это Шабаша, наш гость. Они когда-то жили здесь, за углом, на Полухина.

Старик надевает очки и оглядывается.

В прихожей громкий шум, гремят тазы и банки. Шабаша вздрагивает. Сима сидит спокойно.

- А, это Рафига пришла, - говорит она. - Это так она туфли сбрасывает.

Входит взволнованная женщина с газетным кулечком в руке.

- Представляешь? Иду сегодня по улице. Такое настроение хорошее. Думаю, никто не испортит мне его. Прохожу мимо газетного киоска. Он весь плотно замаскирован журналами и игрушками. Кто там затаился во мраке и на кого он охотится - неизвестно, но позиция очень удобная. Вдруг между журналами высовывается рука с заварным чайником и выливает заварку прямо мне в сумку. Хорошо, что я успела убрать ее в последний момент. До сих пор не могу успокоиться.

- Не переживай, человек просто задумался и не заметил тебя. Присаживайся. Это наша соседка Рафига. Не любит, когда ее не замечают.

Рафига садится, высыпает из кулька семечки на стол, начинает их грызть

- Человек, пьющий чай, - задумчиво говорит дядя Гамид, - я помню такого. Однажды я шел по улице и искал телефонную будку, чтобы позвонить. Еле-еле нашел, но в ней сидел человек на табуретке и пил чай. Мне было неудобно его беспокоить, и я пошел дальше.

- Да, да, - закивал Шабаша, - я тоже помню эти телефонные автоматы. В них пользовались двухкопеечными монетами. Среди нас, студентов можно было часто услышать просьбу дать две копейки, чтобы позвонить. Помню, возле института, собралась небольшая компания. На занятия идти не хотелось, а на бутылку вина не хватало буквально пяти копеек. И тогда один из нас начал останавливать проходящих студентов. "Слушай, дай пять копеек позвонить надо".

Дядя Гамид потирает руки. - очень холодный ветер, скоро пойдет снег.

- Потом все замерзнет и будет гололед. На улицу не выйдешь, - замечает Рафига.

- Я слышала, надо наждачную бумагу одевать на туфли.

- Разве бумага помогает, - вздыхает Рафига, - я помню, видела женщину с цепями на ногах. Совсем другое дело.

- Это последний писк, - Сима разливает чай по стаканам.

- Да, упасть в гололед, хуже не бывает, - вступает дядя Гамид. - Как-то я неудачно упал и сломал себе ногу. Мне наложили гипс, а до этого посыпали ногу тальком. Видимо вместе с тальком под гипс попало какое-то насекомое. И вот это насекомое никак не могло успокоиться, и нога страшно чесалась. Я не находил себе места. Что я только не делал, чтобы достать его; тряс ногой, лез под гипс ложкой. Какой-то добрый человек посоветовал налить под гипс керосин. Это помогло, хотя запах был такой, что вокруг все быстро разбежались.

- А, для меня запах керосина - это запах детства. Дома мы пользовались керосинкой и примусом. Помню, как мы ходили за керосином в лавку на 4-ой параллельной. Помню полутемное помещение и блестящие медные краны и воронки. А вечером дома зажигали лампу и на стене возникали чудные тени. Из угла выползало страшное чудовище, а за ним пробегала тень, очень похожая на нашу соседку, и я с криком прогоняла его. На стене происходил целый спектакль, сколько было визга, удовольствия и счастья, - говорит Сима.

- Смотрю я на эту лампу и представляю твоего прадедушку. Каким он был? - спрашивает Шабаша.

- Он был интересным человеком. Он изучал разные науки, писал книги, хорошо разбирался в поэзии и музыке, рисовал, гипнотизировал и даже умел гадать. Николаевскую полицию это очень беспокоило потому, что он гадал на пропажу и гадал успешно. И детей у него было одиннадцать.

- Да, - говорит дядя Гамид, - измельчали люди с тех пор.

- Расскажу одну из историй, описанных прадедушкой. Как-то он ехал верхом по лесной дороге и вдруг заметил всадника, который выскочил из леса и во весь опор помчался к нему наперерез. Время было военное, прадедушка слез с коня, поставил на седло ружье и стал ждать всадника. Тот подскакал поближе и издалека закричал: "Подожди не стреляй. У тебя закурить есть?" Прадедушка, увидев, что человек рискует жизнью ради глотка дыма, отдал ему все, что у него было для курения: трубку, кисет и т.д. и с тех пор больше не курил.

Вспоминаю свою бабушку. Она редко улыбалась, но когда это случалось, мне это очень нравилось. Помню, она рассказывала про свою знакомую, которая ехала в поезде, пила чай в подстаканнике и выплеснула чай в окно вместе со стаканом.

Шабаша вытаскивает из кармана старую черно-белую фотографию.

- Вот осталась у меня с тех времен, когда я здесь жил. Может, вы знаете кого-то?

- Знаю, - говорит Сима, - вот этого мужчину я помню. Он жил у вас во дворе. Очень практичный был мужчина, всегда себе на уме. Тогда в городе большинство мужчин были болельщиками и ходили на каждый футбольный матч. А он не ходил и ждал этого дня, чтобы пойти в городскую баню и помыться без очереди.

- Иногда не сразу понимаешь человека, - замечает дядя Гамид. - Вы напомнили мне один случай. Сижу я на диване в больничном коридоре. Вокруг все очень чисто, красные ковровые дорожки, зеленые пальмы, белоснежные занавески. Мимо меня гуляет больной в пижаме. Он курит и стряхивает пепел почему-то в карман пижамы. Я думаю, как приятно, воспитанный человек, соблюдает чистоту. Но, ради любопытства все-таки спрашиваю, - почему именно в карман? Ах, это, - говорит он, пожимая плечами. - просто в кармане пижамы дырка, и пепел трусится незаметно по коридору.

- Да, - Сима разглядывает фотографию, - ваш дворик был именно такой: одноэтажный, тесный, крыши, залитые киром, множество разных дверей, бельевых веревок и палок, которые их поддерживали. Соседи сидели на маленьких скамеечках напротив друг друга. А, в дальнем углу двора жил один веселый человек. Когда он покупал бутылку вина в полуподвальном магазине через дорогу, то сворачивал из бумаги кулек и клал ее туда горлышком вниз. Со стороны это выглядело как обычное дело. Купил человек то ли муку, то ли сахар. Теперь можно с рассеянным видом проходить мимо любопытных соседей.

- Все-таки красивая лампа, вот если бы она могла еще и исполнять желания. Как в той сказке, - мечтательно протянул Шабаша.

- И что бы ты пожелал? - спрашивает Рафига.

- Наверное, пожелал бы заглянуть в прошлое и повидать дорогих мне людей. Больше таких людей я в жизни не встречал. Кто же их вспомнит кроме меня? Мне кажется, что они где-то рядом, но я никак не могу с ними встретиться.

- Может, еще повезет. Я недавно встретила одноклассника, сорок семь лет не виделись.

- Со своими близкими я уже не встречусь, разве что на том свете.

- Ко мне как-то приходил старый знакомый и долго жаловался на новых соседей по двору. Не давали ему жить. Потом мы перешли на другие, более серьезные темы, заговорили о загробной жизни. Взволнованным голосом он сказал, что если когда-нибудь после долгих мучений попадет в рай, - тут он замолчал и после паузы растерянно добавил, - встречу там своих соседей. Никогда не забуду, как он хохотал, представляя себе эту встречу.

Рафига встает, подходит к окну и вглядывается в темноту.

- Уже снег начинается. И машин на дороге совсем не видно. А мне с утра ехать надо.

- Придется идти пешком. Транспорт в такую погоду ходить не будет.

- Я вспомнил к слову, как однажды ехал в тесной маршрутке, - вступает дядя Гамид, - и шофер всю дорогу курил сигареты. Дышать в машине было совершенно нечем. Я думал, уж дотерплю до конечной остановки, а там пересяду в другой автобус, чтобы ехать дальше. Автобус больше маршрутки и там можно отдышаться. Действительно, подъехали, и я пересел в автобус. Народу тоже не протолкнуться, а шофер уже курил сигару

Рафига засмеялась.

- Ты напомнил мне, как я ехала как-то в маршрутке и на конечной остановке одна женщина заплатила шоферу меньше за проезд, чем он требовал, объясняя это тем, что всю дорогу ехала стоя и сумку держала в руке. Шофер возмущался; "Молла Насреддин тоже, когда ехал на осле, брал на руки груз, чтобы ослу было легче".

Шабаша поднимает руку:

- Послушайте, какую чудную мелодию насвистывает ветер. Только откуда этот адский грохот барабанов, непонятно.

- Это дискотека недалеко в подвале всю ночь играет. Нам еще не так слышно, а те, кто поближе живут, всю ночь не спят, ругаются и танцуют.

- Я помню, тут на углу иногда сидел старик и играл на свирели для собственного удовольствия. Всем было приятно, и никому он не мешал.

Порывы ветра за окном несли снежинки то вверх, то вниз, то с треском швыряли их в оконное стекло. Природа размахивала своим веником, заметая прошлое все дальше и дальше. Сима суетилась, прибирая за столом. И хотя, огонь в печке горел, комната не согревалась.

Дядя Гамид покашливал, ежился и подвигался поближе к печке.

- Когда мне холодно, я стараюсь представить, как мне было когда-то очень жарко.

- Где-нибудь в пустыне или бане? - предполагает Рафига.

- Нет, гораздо круче. В плацкартном вагоне на нижней полке. Дело было летом в самое пекло. Пассажиры обливались потом, но окна в вагоне были забиты наглухо. Вагон был с кондиционером, который по проекту должен был работать только во время движения поезда. Как оказалось позже, он и во время движения не работал. Воздух в вагоне был самый тяжелый. Разбросанные по линолеуму несколько пар стоптанной обуви и потных носков воздух также не освежали. Особенно сильно пахли на полу туфли пассажира, спавшего на верхней полке. Я долго пытался заснуть на нижней полке, но не мог. И тогда я взял его туфли и засунул под полку, на которой спал, в багажное отделение. Спустя некоторое время верхний пассажир зашевелился, спустился вниз и стал искать свои туфли. Не найдя их, он надел мои и пошлепал в конец вагона.

- А я думал, чем мне удивить своих знакомых, когда вернусь, - Шабаша разводит руками, - все эти истории я расскажу у себя, только мне не поверят. Скажут, что я их выдумал.

- Пусть не верят, - говорит Сима, - запиши и опубликуй их, откликнутся старые друзья, увидимся, посмеемся, вспомним другие истории. Названия улиц сохрани, иначе нас не найдут и быстро позабудут. В Париже, я слышала, названия улиц не меняются по 500, 800 лет.

- Так то в Париже.

На веранде раздается стук в дверь. Сима выходит и возвращается с чайником.

- Соседи просят набрать. У них вода замерзла. Пойдемте, погуляем. Ветер стих, а снег еще идет, и машин не видно.

Сима прикручивает фитиль у лампы. В комнате сразу темнеет.

- Кстати, там во дворе джин пришел.

- Какой джин.

- Тот самый, из лампы. Спрашивает, что ему делать? Попросила его починить свет.

- И что?

- Полез на столб.

В комнате вспыхивает свет.

Гости ликуют и расходятся.