"Воскресное чтиво" на Day.Az: "Потерянная буква"
Друзья и знакомые часто спрашивают меня, откуда взялась моя странная фамилия, в ней явно чего-то не хватает. Я обычно отшучиваюсь - эволюция, антропогенез, Дарвин, лишние буквы, как атавизм, уходят в небытие. На самом деле за потерянной буквой скрывается вполне реальная история моего отца. Именно ему я должен быть обязанным за слегка укороченную фамилию, Дарвин точно не причем.
Все началось в далеком 1920 году, когда на свет божий появился мой отец. Родился он в небольшом иранском селении, на самой границе между тогдашней Персией и Советским Туркестаном. В следующие несколько лет гражданская война завершилась разгромом нехорошего басмачества. Во всей Средней Азии установилась власть рабочих и крестьян. Ленин провозгласил Новую Экономическую Политику. После тотальной разрухи и карточной системы военного коммунизма страна расцвела.
Мой дед, прослышав про замечательную жизнь в Советской России, вместе с семьей переселяется в город Ашхабад. Дом поставил, детей в школу определил, все было просто замечательно. Увы, хорошее закончилось очень быстро. Умер Ленин, вместо Новой Экономической Политики приняли первый пятилетний план, и вместе с ним коллективизация, колхозы, борьба с кулачeством, в общем, началось... и уже к тридцать третьему закончилось голодухой.
Голодомор был не только в Украине, голод охватил всю страну. Младшая сестра моего отца заболела и умерла от обычной простуды. Жить стало совсем неуютно.
Мой дед принимает трудное решение - надо возвращаться обратно. В иранской деревне дети в школу ходить не будут, но там, по крайней мере, никто не голодает. Моему отцу перспектива переезда из города в глухую провинцию совершенно не понравилась. В тринадцать лет он был уже вполне самостоятельным, учился на рабфаке, отличник, комсомолец. Переселяться в иранскую деревню? Да никогда в жизни! Я остаюсь!.. Знал бы он, что тридцать третий год - это всего лишь цветочки, впереди был год тридцать восьмой.
Через пять лет в стране началась война с врагами народа. Каждые две недели на рабфаке проходили бурные собрания, на которых решительно осуждали внезапно появившихся отовсюду предателей и изменников Родины. Их было много, очень много. После каждого собрания отец приходил в свое общежитие и на общей фотографии учеников и преподавателей замазывал чернилами очередного врага народа. Уже через полгода вместо профессуры на фотографии остались одни чернильные пятна. Цвет нации, умные и образованные просто исчезли.
Но борьба не закончилась, нужны были новые жертвы. На очередном собрании японским шпионом объявили элeктрика общежития, сильно пьющего Сашку. На общей фотографии электрика не было и никого замазывать не пришлось, и надо же было моему отцу засомневаться. Зачем японцам алкоголик электрик, работающий в общежитии рабфака, тем более что в радиусе ста километров нет ни одного живого японца. Сомневались, конечно, многие, но мой папа решил засомневаться вслух. Ему было всего восемнадцать. Репрессивная машина заработала. После занятий пригласили в кабинет директора, а оттуда прямиком в следственный изолятор. Так мой отец из отличника-комсомольца превратился в обычного троцкиста.
Следователь, который вел дознание, оказался совестливым, наверное и сам не верил, что электрик Сашка - японский шпион, да и объявлять восемнадцатилетнего подростка врагом народа было как-то не с руки. Что же это за народ получается, у которого такие враги. Поэтому, вместо 58-й статьи и положенного по этой статье срока отца просто департировали: "У тебя родители в Иране, к тому же ты сомневающийся, в линию партии не веришь, социально чуждый ты элемент, таким в нашей стране не место".
Отца и еще несколько его сотоварищей по несчастью ночью вывезли к границе и под дулами винтовок отправили на сопредельную территорию, без денег, без виз, даже без паспортов. Как взяли после занятий, так и отправили.
Долго бродить по территории соседнего, "дружественного" государства без документов не получилось. Иранские жандармы арестовали нелегалов в ближайшей деревне уже под утро и после знакомства с советским следственным изолятором, отцу пришлось познакомиться с иранской тюрьмой. Снова допросы, дознания - кто такой, где документы, с какой целью пересек границу... Естественно, никаких сопроводительных бумаг НКВД-шники отцу не дали, а верить на слово жандармы никак не хотели. В конце концов, в тюрьму пожаловал мой дед и при свидетелях подтвердил: "Сей отрок мой старший сын".
Самый "гуманный и справедливый в мире" иранский суд отправил моего отца на три года в ссылку. Нашли ему заброшенный аул, затерянный в горах, и строго настрого запретили покидать новое место жительства. Моему отцу несказанно повезло, рожденный в убойном двадцатом году, он встретил июнь сорок первого в совершенно безопасном месте. Спасибо следователю, который в свое время депортировал его из страны советов.
В глухой иранской деревушке мой отец, со своим рабфаковским образованием оказался очень востребованным. Он объявил всем, что закончил университет в Санкт-Петербурге по специальности инженер-электрик, и поэтому без проблем получил работу на ближайшей гидроэлектростанции. Как он сам потом рассказывал, это были самые счастливые годы его жизни. Во всем мире бушевала Вторая Мировая, а он жил совершенно беззаботной жизнью в Богом забытом иранском селении.
В августе сорок первого советские и британские войска входят в Иран. Русские оккупируют северные районы. Странно, но в учебниках истории об этом почему-то не рассказывают. К этому времени ссылка закончилась и отцу разрешили переселиться в город. Советскому гарнизону, стоящему в городе, очень были нужны свои люди среди местных, грамотные, лояльные, образованные, знающие языки, местные правила и обычаи. Мой отец пришелся ко двору, военный комендант сразу назначает его начальником местной нефтебазы.
Из Ирана во время войны шли караваны грузовых машин в воюющий Советский Союз. По южному коридору поставлялась нефть, продовольствие, военное снаряжение. Возили в основном американскими грузовыми машинами - "Студебекерами". В учебниках истории рассказывают о союзнических поставках морскими конвоями в Северном море, кроме этого был еще и Южный маршрут, который пролегал через Туркменистан и Азербайджан. Мой отец стал частью этого стратегически важного коридора и проработал на базе вплоть до конца войны.
Наступил долгожданный сорок пятый. Победа, немецко-фашистская Германия разгромлена, советские войска возвращаются на Родину, но светлые идеи Карла Маркса и Фридриха Энгельса уже овладели умами простых иранских рабочих и крестьян. Люди хотят жить по-другому. На севере Ирана провозглашается Автономная Республика Азербайджан. Основанная на идеях социального равенства и братства, республика просуществовала всего один год. Получив предварительное согласие от Сталина, иранская регулярная армия вошла в северные районы страны. Иосиф Виссарионович очень хотел заполучить иранскую нефть в обмен на азербайджанскую автономию. Нефти не получил ни капли, а от просоветской автономии не оставили даже следа. На севере Ирана начались аресты и казни всех, кто хоть как-то был связан с русскими оккупантами. Моего отца предупредили - ты в списках, и в этот раз отсидеться в ссылке вряд ли получится, скорей всего просто повесят.
Пришлось снова бежать. Ночью, в компании контрабандистов, отец переходит границу, теперь уже из Ирана в Советский Союз. Здравствуй, Родина...
Странно, но советские пограничники не захотели признать в нем политэмигранта, и все повторилось вновь.
Следственный изолятор, бесконечные допросы по ночам. Сначала не давали спать несколько суток подряд и потом ночью, в полубессознательном состоянии выпытывали правду. Признавайся честно - ты шпион. Расстреливать не будем. Отец шпионом не был и признаваться ни в чем не стал. Самый "гуманный и справедливый" советский суд приговорил отца к трем годам тюрьмы. Вообще-то повезло. Одного из контрабандистов сломали и посадили на двадцать пять лет.
Советская тюрьма конца пятидесятых была особым местом. В то время гуманист Сталин решил отменить смертную казнь. Расстреливать людей это неправильно, решил отец всех народов. Максимальный срок за любое мыслимое и немыслимое преступление - двадцать пять лет. В тюрьме заключенных, осужденных на такой срок, называли королями. Они могли позволить себе абсолютно все. Убить кого угодно можно было почти безнаказанно, предельный срок все равно был прежним. Политические и уголовники содержались вместе, надо было как-то выживать.
Совершенно случайно отец встретил на зоне знакомого из далекого детства. Пока мой папаня учился на рабфаке, дворовой приятель занимался грабежами. Друг детства оказался из королей, при встрече просто сказал: "Если кто тронет, дай знать, прибью". Отца и так никто не трогал, а после этой встречи и вовсе обходили стороной.
После трех лет отсидки в советской тюрьме отца отправили в очередную ссылку, теперь в горы Памира. Два года ссылки, по сравнению с тюрьмой показались раем. Все, наконец, закончилось в пятьдесят втором. Полная свобода, можно, наконец, получить долгожданное удостоверение личности, жить где хочешь и как хочешь.
Когда отец получил паспорт, единственное, нa что обратил внимание, на фотографию - все верно, это я. Уже дома обнаружил ошибку в фамилии. Одна буква мифическим образом исчезла. Уже на следующий день отец oтправился в паспортный стол выправлять ошибку. Милиционеры от такой наглости оторопели. Тебе, вражина, новый паспорт выдали, дали жить свободно, ошибки молодости исправлять, а ты нам на наши огрехи указываешь? Ты в тюрьме давно не сидел, тебе проблем захотелось? Ладно, пиши заявление, будем разбираться.
Как потом рассказывал мой папаня: "У меня был выбор - потерять одну букву или снова вляпаться в историю. Я выбрал первое".
Сталин умер в пятьдесят третьем. Потом была реабилитация. Отца, как испытанного и проверенного ленинца, направляют в Высшую партийную школу. Увы, учеба в школе не задалась. Одному молодому и очень перспективному коммунисту почему-то не понравился мой реабилитированный отец. Перспективный почему-то решил, что таким не место среди настоящих и несидевших марксистов. Через месяц непрерывных придирок терпение у отца лопнуло и он решил проблему одним коротким ударом, без особых разговоров и предупреждений. Так решали вопросы на зоне, быстро и эффективно. Перспективный коммунист оказался в глубоком нокауте под столом, а отца вызвали на ковер к директору школы.
Возглавлял партийную школу закаленный в классовой борьбе большевик. Услышав историю отца, он ухмыльнулся. "В партийной школе тебе делать нечего. Тебя жизнь уже всему научила, и потом, ты здесь мне весь молодняк перекалечишь. Кем ты реально хочешь стать?" Отец, не задумываясь, ответил - врачом. Старый большевик позвонил в мединститут и решил вопрос - зачислили безо всяких экзаменов, одним ударом. Сегодня так в университет не поступишь.
Мединститут отец закончил с одной четверкой в зачетке, защитил диссертацию, получил ученую степень кандидата наук. После родился я и стал достаточно взрослым, чтобы услышать историю своей фамилии. Все в конце концов нормализовалось. Отец по-философски пережил распад Советского Союза, очередную гражданскую войну, очередных врагов и предателей. В конце жизни отца было уже трудно чем-то удивить.
Я конечно же мог легко выправить ситуацию и вернуть пропущенную букву на место, но мне все время кажется, что, исправив ошибку, я уберу из истории моей семьи все то, что случилось с моим отцом, а этого я допустить не могу.
История моего отца - это история неспокойного двадцатого века, пусть она навсегда останется в моей фамилии.
Уважаемые читатели, свои работы можете присылать на электронный адрес [email protected].
Заметили ошибку в тексте? Выберите текст и сообщите нам, нажав Ctrl + Enter на клавиатуре
