"Воскресное чтиво" на Day.Az: "Сон обывателя"

В рамках рубрики "Воскресное чтиво" Day.Az представляет эссе "Сон обывателя" нашего постоянного читателя Рауфа Айзатулина.

Мы призываем наших читателей продолжать посылать на электронный адрес [email protected] различные публикации, касающиеся искусства, истории, культуры, этнографии, традиций Азербайджана, и многих других областей жизни нашей страны, а также свои рассказы, ранее не печатавшиеся в прессе.

Гулу просунул свою взлохмаченную голову на толстой шее в приемную директора, который уже полчаса дожидался его прихода. Гулу не решался зайти даже в приемную. Оставаясь всем своим тучным телом за крепкой дверью, он, правой рукой держась за стенку, а левой - крепко согнув ручку двери до отказа, своими густыми бровями указал на дверь директора, вопрошая "на месте ли директор и как его настроение?".

Уже давно работающая в этом учреждении секретаршей, Земфира ханум очень хорошо изучила язык жестов всех сотрудников учреждения, и на этот раз она без лишних комментариев поняла, чего хочет Гулу. Также прибегнув к языку жестов, Земфира ханум, не поднимая своих глаз, лишь кивком головы и прикрыв верхнюю губу нижней, дала понять Гулу, что директор давно уже его дожидается, и явно он не в духе. Ничего не поделаешь, не зайти к директору нельзя, не ровен час, уволит. Начальник все-таки!

Обычно Гулу к директору не опаздывал, по одной простой причине, директор его никогда не приглашал к себе, даже во время собраний, так называемых "Шура", делал вид, что не замечает, а на самом деле, всех он замечает, знает, кто чем дышит, на то он и начальник.

Но вот именно сегодня Гулу задержался в хашхане, куда, надо это сказать, наш гурман отлучился намного раньше обеденного перерыва. Вообще, он большой любитель хаша, по его словам, он его готов есть и на завтрак, и на обед, ну и, конечно, на ужин. А с таким утверждением, что ужин должен быть легким, а лучше всего его отдать врагу, Гулу не соглашался, напротив, убеждал оппонентов, что в жизни и так мало радостей, а еда скрашивает его серые будни, придавая им незабываемый вкус, и что он готов с удовольствием принять ужин даже от недруга.

Конечно, его гастрономические изыски не могли не отразиться на его внешнем виде. Лицо со временем превратилось в продолговатый блин, на котором словно кто-то ножом прорезал узкие полоски - глаза, а прямой и крупный нос был предметом гордости. Гулу мог подолгу им любоваться перед зеркалом, ему казалось, что у него нос римский, а может, и греческий. И чтобы справиться с этой сложной задачей, каждое утро Гулу, стоя перед зеркалом, задирал голову, вертел ею то налево, то направо. Всматриваясь в предмет обожания, он сильно щурился своими и без того узкими глазами, задерживал дыхание, отчего у него начиналось головокружение, темнело в глазах, он держался за столик, но и эти попытки оборачивались пытками, не давая точного ответа.

Итак, уже не первый год чиновник, на долю которого не выпало счастья подписывать важные бумаги, а подписываться страсть как он любил, на что извел тонну казенной бумаги в свободное от работы время, не мог определиться с носом, чей же он, в конце концов, римский или все-таки греческий.

Надевая свои любимые серые брюки, он в одно прекрасное утро понял, что он толстый, чересчур толстый. Он погладил себя по животу, отложил в сторону брюки, закрыл дверцу бельевого шкафа и вдруг увидел себя в зеркале в полный рост. Гулу посмотрел на свое отражение, ущипнул себя за живот, покачал головой, и принялся искать новые брюки. Он не был удивлен, скорее, озадачен, что придется покупать вне очереди новые выходные, непременно серые брюки.

Почему серые? Гулу не задумывался над этим, ровно как и над тем, что эта полнота может иметь печальные последствия для его здоровья. Виновником того, что он так сильно растолстел, не был один хаш. Дома жена кормила калорийной пищей из национальной кухни. Разные виды плова, жирный бозбаш, долма, - в особенности он любил ярпаг долмасы, - и еще многое другое, не говоря уже о десерте, который он с особым смаком уплетал - вот что помешало Гулу в одно прекрасное утро влезть в свои любимые серые брюки...

Наконец, набравшись смелости, он переступил порог приёмной. Земфира ханум занималась любимым делом - листала журнал. Поднося указательный палец правой руки ко рту, смачивая его, затем почему-то потирая о большой палец, она легким прикосновением переворачивала очередную страницу модного журнала. Ни на одной странице она не останавливалась ни на секунду, она всего лишь листала, наперед зная, что там за статья, или чье милое лицо так старательно улыбалось ей. Ее полузакрытые глаза говорили о сильной усталости, и еще, она часто поглядывала на свои большие ручные часы, черные стрелки которых медленно двигались к намеченной цифре.

Еще раз, поздоровавшись кивком головы с секретаршей, Гулу остановился у дверей. Справа от двери была ввинчена табличка, на которой было написано:

ДИРЕКТОР

ЗАЛИМОВ ФАМИЛЬ ТАРИВЕРДИ ОГЛУ.

ДНИ ПРИЕМОВ: СРЕДА от 14.00 до 16.00.

Глубоко вдохнув и поправив галстук, Гулу трижды постучал и, услышав заветное "войди", дернул ручку, она выскользнула, еще одна попытка - и дверь поддалась. Медленными, неуверенными шагами он впервые вошел в кабинет директора. Стены в кабинете покрашены в бледно-желтый цвет, длинный письменный стол - вот, что успел рассмотреть Гулу.

- Войди, Гулу! - пригласил Залимов. Гулу вместе со страхом испытал маленькую радость - директор назвал его по имени. "Значит, он меня знает", - подумал Гулу

- З-з-драв-ствуйте! - проговорил чуть слышно Гулу.

- Где тебя носило, - проворчал директор, увидев долгожданного гостя.

- Нет, из тебя человека не выйдет!

- Изви-вините, пожалуйста. Я, я... - не нашел, что ответить Гулу и весь до ушей покраснел.

Залимов был невысокого роста. Сухой и грубый человек, он своим трудом, хотя не обошлось без поддержки горячо им любимого дяди, добился места директора в учреждении...

Что это было за учреждение, доподлинно не известно. Гулу особо не распространялся о своей работе. "Там, то ли что-то подсчитывали, то ли что-то продавали", как-то раз проговорился Гулу, "а я просто просиживал штаны".

Не все сотрудники относились к своей работе так. Иные думали, что они выполняют особую миссию, что без их участия в стране наступит хаос. Такому отношению к своей работе сотрудники обязаны директору, Залимову, который на каждом Совете из года в год с высокого президиума вдалбливал подчиненным о важности их дела. "В противном случае неработоспособные, ленивые будут с позором уволены", - обычно так заканчивал свою пламенную речь под бурные овации директор славного своими работниками учреждения...

- Сегодня какой день недели? - как ни в чем не бывало, спросил Залимов.

- Среда, кажется... - чуть слышно произнес Гулу.

-"Среда", говоришь, - переходя на тон выше, начал Залимов. - Где сценарий мероприятия? Подлый, ты человек. Забыл? - переждав минуту, в которую Гулу вспоминал, о каком сценарии идет речь, Залимов продолжил: - Или все мне самому делать, негодник, сын... - на том слове становился директор.

Дело в том, что в прошлый четверг на Совете Залимов решил вдруг назначить Гулу ответственным за проведение праздника. А Гулу, видно, забыл, или думал, что вышла какая-то ошибка. Никогда ему ничего подобного не поручали. Он просто со всеми в одно время приходил, одиноко сидел на своем рабочем месте, и со всеми в одно время уходил. А тут и ему, какому-то Гулу поручили организацию праздничного мероприятия. Он и думать не думал, и не мечтал, что он, Гулу, может быть, когда-то в чем-то станет главным.

- Чтобы завтра утром в 9 сценарий лежал у меня на столе, - предупреждал Залимов.

- Но я, не, я... как... - проговорил Гулу.

- Что ты мямлишь, негодник? - проворчал Залимов.

- Ничего, - был ответ Гулу.

За ужином дома Гулу ел неохотно. Жена беспокоилась, не заболел ли Гулу. После долгих расспросов Гулу все рассказал. Жена принесла блокнот, ручку, налила крепкого чая с лимоном, отдельно на тарелке лежала пахлава.

Гулу разместился на удобном диване, отказавшись от чая с пахлавой. Слева сверху в блокноте первым делом Гулу подписался. Гулу лег, повернулся на левый бок... и заснул.

А во сне приснился ему зал учреждения, подготовленный им, Гулу. С президиума доносился голос Залимова, но Гулу не слушал его. С ним рядом за одним столом сидела Земфира ханум. Она улыбалась ему, обнажая свои белые зубы. Гулу пытался делать ей комплименты. Она протянула руку к его волосатой руке. Гулу вздрогнул, отдернул руку и задел чашку чая. Чай разлился, и струйки его потекли по скатерти вниз. Залимов не мог не заметить этого:

- Нет, из тебя человека не выйдет! - кричал директор.

- Я не виноват. Эта она... чашку... - оправдывался Гулу.

Гулу проснулся в холодном поту.