У Гейдара Алиева к литературе было особое тяготение

В 2023 году, который распоряжением Президента Азербайджана объявлен "годом Гейдара Алиева", мы продолжаем публикацию уникальных бесед Народного писателя Азербайджана Эльмиры Ахундовой с родными и близкими, соратниками, сослуживцами общенационального лидера.

На протяжении 15 лет, пока шла работа над многотомником "Гейдар Алиев. Личность и эпоха", Эльмира ханум общалась с огромным кругом людей. Сегодня в ее архиве - около 150 интервью и бесед, которые представляют исключительную ценность для нашей истории. Особенно если учесть тот печальный факт, что большинства этих людей уже нет в живых. И их бесценные воспоминания о Гейдаре Алиеве сохранились только на бумаге.

Публикация материалов, любезно предоставленных нам народным писателем, будет продолжаться весь 2023 год.

Эльмира Ахундова - Эльчин муаллим, когда вы впервые лично познакомились с Гейдаром Алиевым и при каких обстоятельствах?

Эльчин Эфендиев - В 1975 году. Перед моим избранием секретарем Союза писателей Азербайджана. Я был самый молодой секретарь в истории СП, мне тогда исполнился 31 год. Я работал старшим научным сотрудником в Институте литературы имени Низами, был кандидатом наук, уже писал докторскую диссертацию. В 1974 году Имран Касумов стал на пленуме Союза писателей первым секретарем, а до этого он и Джабир Новруз были секретарями Союза. Став первым секретарем, Имран Касумов предложил мне руководящую должность в СП. Меня в то время много печатали, в том числе в Москве. В 1972 году я получил премию журнала "Дружба народов" за лучшую литературно-критическую статью. У Имрана было стремление к новому, он хотел оторваться от консервативного провинциализма, изменить стиль руководства, вдохнуть новую атмосферу в Союз писателей.

Конечно, это было назначение Гейдара Алиева, в советские времена первые секретари творческих союзов именно назначались - чего сейчас скрывать. И я думаю, что, когда он его назначал, то говорил с ним о том, что надо привлечь молодых, в том числе и к руководству Союзом писателей.

Гейдар Алиевич предложение Имрана Касумова поддержал. Он меня как-то слушал на одном из совещаний в начале 70-х годов. Я там выступал от имени молодых, и ему понравилось. Он об этом Теймуру Сулеймановичу Алиеву сказал. И еще Агабаба Рзаев, редактор "Коммуниста", как-то обмолвился, что Гейдар Алиев "Elçinin yazısını bəyənib". Удивительное дело, при всей своей огромной занятости он успевал еще и следить за литературной жизнью республики, читать. Когда я печатался в республиканской печати, я чувствовал ответственность при мысли о том, что "первый" это непременно прочтет.

Небольшое отступление: Начало 80-х годов. У меня в "Литературной газете" вышла статья, в которой я очень резко полемизировал с российским критиком Юрием Болдыревым по проблеме национального и интернационального в художественном творчестве. Вечером мне позвонил Гасан Гасанов, который только что пришел в ЦК секретарем по идеологии. Он говорит: "Гейдар Алиевич отдыхает в Крыму. Он только что позвонил мне и сказал, чтобы я передал тебе его поздравления. Он прочел твою статью, она ему очень понравилась, он считает, что ты верно мыслишь, и я звоню по его личной просьбе, чтобы поздравить".

Э.А. - Однако вернемся к вашей первой встрече с Гейдаром Алиевым. О чем шел разговор, давал ли он вам какие-то советы по поводу вашей будущей работы?

Алиев об интеллигенции

Э.Э. - Он со мной тогда очень откровенно разговаривал. И меня поразило в нем то, что мы называем "millilik". Он говорил, к примеру: "В 1937 году азербайджанскую интеллигенцию подрезали под корень, уничтожали беспощадно, - он при этом часто повторял имя Гусейна Джавида, - нынешняя азербайджанская интеллигенция - это интеллигенция, сформировавшаяся в эпоху Сталина. И у нее навсегда сохранился страх. В произведениях представителей старшего поколения гипертрофированное чувство интернационализма. Я хочу, чтобы ваше поколение было более тесно связано с родной почвой, с азербайджанскими сказками, с азербайджанским фольклором". И еще мне запомнилось, с каким уважением он говорил о наших писателях: дескать, это они сохранили для народа, сберегли азербайджанский язык. Ты, спрашивает, азербайджанскую школу окончил? Конечно, отвечаю. "Вот видишь. Кроме азербайджанских писателей, дети остальной части интеллигенции, как правило, учились в русской школе. А ты в азербайджанской школе, Анар - в азербайджанской школе, дети Сулеймана Рагимова и т.д. Я хочу, чтобы вы, молодые, писали смело, остро, ничего и никого не боясь. Если что, обращайтесь напрямую ко мне.

В октябре 1975 года состоялся пленум, и я, Гусейн Аббасзаде, Исхак Ибрагимов стали секретарями.

Э.А. - Мне кажется, что тесное общение Гейдара Алиева с творческой интеллигенцией, особенно азербайджанскими писателями - композиторы, художники - народ все же более космополитичный - благотворно повлияло и на его собственное мировоззрение. В интервью Андрею Караулову он признавал, что его отношения с людьми творчества "всегда были близкими", потому что он "испытывал к этому внутреннюю потребность. Смею утверждать, что дружба с писателями как-то изменила и самого Гейдара Алиева, расширила его кругозор, а главное - взрастила в нем стойкое неприятие узколобого консерватизма советских партийных вождей.

Об отношении к писателям-шестидесятникам

Э.Э. - Может быть. Во всяком случае, самым первым и зачастую невидимым защитником, если хотите, покровителем азербайджанских шестидесятников был Гейдар Алиев. "Троица", о которой все тогда говорили и которая была весьма популярна в 60-70-е годы - Анар, Эльчин и Акрам Айлисли - за ней стоял Алиев. Айлисли говорит, что я такие-то вещи допускал в своей прозе, что я позволял себе такие-то вещи печатать в журнале "Азербайджан" и пр. Спрашивается: ты сам по себе был что ли? Мог бы ты себе это позволить, если бы не Имран Касумов, а за ним - не Гейдар Алиев?

Мне известный российский критик Лев Аннинский говорил: "Вы чего там в республике делаете? Вы себе позволяете печатать в своих журналах крамольные вещи!"

Э.А. - Почему в Азербайджане не было диссидентской литературы? Бытует мнение о том, что азербайджанская, как и в целом советская, творческая интеллигенция вышла из "шинели Сталина" и была генетически заражена бациллами страха. Поэтому, дескать, она писала то, о чем ей разрешалось писать. Вы с этим согласны?

Э.Э. - Категорически не согласен. У нас не было диссидентской литературы в основном потому, что все свои вещи мы могли опубликовать в Баку. Многие из тех произведений, которые мы печатали с молчаливого согласия Гейдара Алиева в журнале "Азербайджан", не смогли бы быть опубликованными в московских журналах, ибо их посчитали бы диссидентской литературой...

О приеме писателей перед отъездом в Москву

Э.Э. - В 1982 году перед отъездом в Москву на работу Гейдар Алиевич принял группу писателей. Там были Ильяс Эфендиев, Мирза Ибрагимов, Анар, я и др. Он там говорил поразительные вещи. Он сказал: "Я принимал американского корреспондента. Тот меня спросил о Южном Азербайджане. Я подумал, что если отвечу как партийный деятель, то это дойдет до Политбюро и вызовет нежелательную реакцию. А потом решил: будь что будет! И сказал то, что думал: что мы один народ, разделенный надвое, и что когда-нибудь справедливость будет восстановлена. А потом корреспондент написал и был скандал!"

Кстати, это при Гейдаре Алиевиче был введен в оборот термин "Южный Азербайджан", был создан отдел литературы Южного Азербайджана. До этого говорили лишь о Северном Иране. На съезде писателей в 1981 году он нас даже упрекнул, почему мы теме Южного Азербайджане уделяем мало внимания. Кстати, по его инициативе был увеличен штат секретарей, и Балаш Азероглы стал секретарем по связям с литературой Южного Азербайджана.

На этой же встрече он вспомнил про перенос останков Гусейна Джавида, мол, сколько было противников этой идеи и сколько на меня в то время анонимок написали. Мне, говорит, даже Брежнев сказал: ты вот стараешься для своего народа, прах знаменитого писателя хочешь на родину перевести, а твои же азербайджанцы забрасывают нас анонимками, называют твои поступки антисоветскими.

Э.А. - В период своего пребывания на посту 1-го секретаря ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиев уделял много времени увековечению памяти выдающихся деятелей литературы и искусства. Он совершенно справедливо полагал, что это способствует развитию национального самосознания, возрождению интереса к собственной истории, литературе, духовному самоутверждению народа. Помните? В 1970-е годы были открыты дома-музеи Самеда Вургуна, Джафара Джабарлы, Узеира Гаджибекова, Бюль-бюля, приняты решения о создании домов-музеев Джалила Мамедкулизаде, Мамеда Саида Ордубади, Муслима Магомаева...

Э.Э. - У Гейдара Алиева к литературе, к творчеству было особое тяготение. Он мне однажды сказал: "Знаешь, какое у меня было самое первое радостное событие в жизни? Когда я карандашом нарисовал портрет Толстого. И эта радость до сих пор со мной". Он мне еще рассказывал: "В детстве в Нахчыване часто отключали электричество. Я сидел на подоконнике и делал уроки, потому что туда падал свет с улицы... Я любил ходить в театр. Но и там часто отключали свет. Мы сидели и терпеливо ждали, когда включат свет и возобновится спектакль. Там был один человек по имени Узун Юнус, электрик. Он уходил куда-то мудрить с электричеством, а мы все ждали..."

Вообще, общаясь с господином президентом по телефону или непосредственно, я всегда явственно ощущал - когда заходила речь о литературе, вообще о культуре в широком смысле слова, у меня создавалось впечатление, что президент в эти минуты как будто отдыхает душой. Если слово "отдыхать" будет к месту среди обилия дел и проблем, которыми был заполнен каждый его день.

Э.А. - Эльчин муаллим, вы много общались с господином президентом в 90-е годы, входили в его команду, курируя гуманитарное направление по линии Кабинета Министров. Какие бы черты характера вы в нем выделили в первую очередь?

Э.Э. - Как политик, как глава государства Гейдар Алиев обладал такими особенностями, что, собранные воедино, они составляют персональную школу "политического управления", и мне бы очень хотелось, чтобы все ответственные лица, занимающие высокие должности, что-то почерпнули из этой школы, творчески переработали и, быть может, даже развили этот бесценный позитивный опыт.

Обычно в статьях, рассказах о Гейдаре Алиеве непременно упоминается его феноменальная память, и это воистину так. Но Гейдар Алиев обладал еще одной поразительной способностью: умением слушать.

Он периодически проводил совещания с руководителями тех или иных отраслей, и я неоднократно становился свидетелем того, как терпеливо Гейдар Алиев слушает выступающих. Что скрывать, не каждый оратор изрекает одни только перлы, иногда лично мне становилось скучно слушать выступавшего, который раздражал своей неподготовленностью. Эту неподготовленность, в первую очередь, видел и Гейдар Алиев. Но даже в этих случаях он не перебивал человека, выслушивал его до конца. Умение дать человеку возможность высказаться до конца - великий дар, а уж для главы государства дар в высшей степени необходимый...

Второй пример переносит меня в август 1993 года, когда Гейдар Алиев занимал пост председателя Верховного Совета республики. Политическая ситуация в Азербайджане была критической, в Баку тайно распространялись листовки, в которых враги Гейдара Алиева порочили его имя, желая тем самым, якобы, поднять народ на открытое выступление против власти.

И как же поступил Гейдар Алиев? На заседании Милли Меджлиса, которое транслировалось в прямом эфире, он попросил зачитать эти листовки перед камерой, и то, что тайком читали по углам "избранные", услышал весь народ. Таким образом, эти подметные письма принесли эффект прямо противоположный тому, на который рассчитывали авторы. Причем весьма сильный эффект. Это было незабываемым уроком.

Об уникальной памяти Гейдара Алиева

Э.Э. - Что же касается феноменальной памяти Гейдара Алиевича, то не могу не вспомнить один потрясающий эпизод: накануне юбилея Физули, который отмечался в ноябре 1996 года, я пришел на прием к президенту для обсуждения списка гостей. Дошли до Михаила Алексеева, российского писателя. Я ему напоминаю, что это, дескать, Герой Соцтруда, бывший главный редактор журнала "Москва" и т.д. А он мне говорит: "Я его хорошо помню. Когда в Баку ставилась пьеса Софронова, он приезжал вместе с ним на премьеру. Ты стоял рядом с Имраном Касумовым и Михаилом Алексеевым в партере Русского драматического театра. Потом Имран представил Алексеева, неужели не помнишь?" - "Честное слово, не припоминаю", - признался я.

Придя после работы домой и перебрав свои записи в архиве, я обнаружил, что в 1978 году в Баку действительно была поставлена одна из пьес Анатолия Софронова. Он приезжал на премьеру вместе с Алексеевым, и на этой премьере побывал первый секретарь ЦК КП Азербайджана Гейдар Алиев. Представляете, какая поразительная память: спустя почти 30 лет вспомнить, где, при каких обстоятельствах, в чьем присутствии произошла его вполне рядовая встреча с российским писателем. Рядовая потому, что подобных встреч в его жизни было сотни. И примеров его поразительной памяти я могу привести множество.

О характере Гейдара Алиева...

Вообще это человек, в моем представлении, был внутренне одинок, в нем ощущалось порой что-то трагическое. Я здесь обычно не обедаю, хотя у нас в Кабинете Министров есть нечто вроде спецбуфета, где все руководство может пойти и пообедать. Но я всякий раз ездил домой. А Гейдар Алиев никогда домой на перерыв не уезжал, всегда был на работе. Он пару раз мне звонил во время перерыва и, не находя на рабочем месте, звонил мне домой. Однажды он позвонил мне по прямому телефону. "Ну, как дела?" А я за десять лет совместной работы его так хорошо изучил, что по интонации ощущал, что именно последует за его вступительными словами, какое у него настроение, что он приблизительно спросит. Он меня спрашивает: "Ты всегда на перерыв домой уезжаешь?" - "Да, Гейдар Алиевич, всегда". - "А зачем ты в столовую не ходишь, я в свое время там для вас неплохую столовую построил. Да и у тебя вроде за кабинетом комната отдыха должна быть. Тебе туда могут обед приносить". Вижу, у него настроение хорошее, я решил свой ответ "преподнести" ему в художественно-иносказательной форме. "Если честно, Гейдар Алиевич, то, когда я обедаю в каком-нибудь учреждении, мне кажется, что я "заседаю" наедине с обедом ("yeməknən iclas eləyirəm"). Он немного помолчал и вдруг сказал погрустневшим голосом: "Значит, я всю свою жизнь заседал с обедом. Ну ладно, до свидания!" И положил трубку.

Относительно обращения - "Гейдар Алиевич". В последние годы ему не очень нравилось, когда его называли по старой памяти "Гейдаром Алиевичем". Ему более импонировало "господин президент" или "Гейдар муаллим". Но я продолжал называть его по-прежнему "Гейдаром Алиевичем". Он мне однажды, когда мы были наедине, сделал замечание: "Знаешь, "Гейдар Алиевич" остался в советском прошлом. Сейчас мы самостоятельная страна, и в обращениях по имени и отчеству, как у русских, нужда отпала". Я отвечаю ему: "Когда я называю вас "Гейдар Алиевич", мне не приходит в голову, что это на русский манер или еще как-то. Это обращение для меня стало образным, чем-то устоявшимся, и я просто не в силах переиначить это на новый манер". После этого я продолжал к нему обращаться "по-советски", и он более никогда эту тему со мной не затрагивал.

Э.А. - Вы общались с Гейдаром Алиевым в Москве после его болезни, затем в 1992 году написали о нем громкое эссе в газете "Айдынлыг". Расскажите, пожалуйста, об этом.

Отношения с Алиевым после отставки

Э.Э. - Он вообще ко мне относился очень хорошо. Я чувствовал это. Думаю, это было прежде всего уважением к моей основной профессии - писательской. Ну и потом, он всегда ценил то, что в трудный для него период - после инфаркта - я навестил его в Москве. В начале октября 1987 года я позвонил Саше Иванову, попросил связать меня с Гейдаром Алиевым. Я пришел к нему в Кремль, и у нас состоялась очень теплая встреча. Потом мы с писателем Сергеем Баруздиным отправились в поездку в Германию. Всю дорогу он мне расхваливал Гейдара Алиевича, говорил о том, какой он прекрасный человек и пр. Будучи в Германии, мы услышали о том, что Гейдар Алиев ушел в отставку. И наутро Баруздин в той же Германии стал вовсю критиковать Алиева, отзываться о нем крайне негативно. Вот такая стремительная метаморфоза.

Мы вернулись в Москву 25 октября. Захожу в гостиницу "Москва", и первый, кто мне попадается навстречу, - это академик Эльдар Салаев. И первое, что я сказал ему, было: "Эльдар, вот увидишь, первыми начнут армяне". Наутро я позвонил Гейдару Алиевичу. Справился о его здоровье. И сказал: "Я вас всегда уважал, но после этого мое уважение возросло вдвое. Если смогу быть вам чем-то полезен, можете на меня рассчитывать". Он поблагодарил и добавил: "Не переживай за меня, должность - это ведь штука переменчивая, сегодня есть, завтра - нет".

Потом, в начале 90-х годов, когда он уже жил в Нахчыване, у меня появилось эссе в газете "Айдынлыг" о нем. И посол Рамиз Рзаев отвез это эссе ему в Нахчыван. Там есть одно место о том, как в 1985 году на ВДНХ проходила московская книжная ярмарка. Гейдар Алиев как член Политбюро должен был ее открывать. Я присутствовал на открытии от Союза писателей. Помню, мы все ждали приезда Алиева, и вот наконец его машина появилась. Из толпы встречавших отделился заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС Александр Яковлев, будущий "идеолог" перестройки и почти бегом, прихрамывая, бросился открывать дверь алиевской машины. Мне этот эпизод отчего-то врезался в память, и я часто вспоминал о нем в период, когда Алиева травили, особенно в центральной печати, которую этот самый Яковлев курировал...

Э.А. - Что бы вы хотели в заключение сказать нашим читателям в эти поистине волнующие дни 100-летия великого Лидера?

Э.Э. - Не знаю, имею ли я на это право, но не могу не поделиться еще одним наблюдением. Этот человек всем своим существом любил свою покойную супругу, детей, внуков, и эту любовь я считаю чрезвычайно важной, ибо именно из нее произрастают корни любви к родине.

Как дорога к Общечеловеческому начинается с Общенационального, так и любовь к родине, народу начинается с семьи. История со времен Римской империи до наших дней не раз доказывала, что главы государств, порядочные и искренние в быту, в личной жизни, смогли сделать что-то исторически важное и для своих стран. В других случаях, гния с головы, государство гибло, как погиб Рим, став перевернутой страницей истории.

Для меня в личности Гейдара Алиева всегда на первом плане стояла его любовь к своему народу, детальное знание народного быта, глубокое постижение национальной психологии и характера, тонкое чувствование их выражения в фольклоре и вообще в искусстве, владение всеми богатствами азербайджанского языка.

Во время празднования в Турции 500-летия Физули председатель парламента Джиндоруг дал прием в честь азербайджанской делегации, возглавляемой Президентом. На этом приеме наша замечательная певица Сакина Исмайлова спела "Küçələrə su səpmişəm". Не надо было обладать большой наблюдательностью, чтобы увидеть, какое впечатление произвела эта песня на Гейдара Алиева...

Э.А. - Спасибо вам, дорогой друг, за прекрасные воспоминания. Надеюсь, вы когда-нибудь напишете об этом интересную документальную книгу.

А пока хочу поздравить вас с юбилеем и пожелать доброго здоровья и новых достижений на литературной ниве.

Авторское отступление:

На днях в знаменитой "Литературной газете" в Москве вышла статья большого друга азербайджанской литературы, известного российского публициста Людмилы Лавровой, посвященная творчеству Эльчина. В числе прочих там были такие строки:

"На протяжении всей жизни Эльчин ни на день не расставался с главным своим духовным богатством - книгой. Перечитывая его дневниковые записи, ощущаешь, как тебя постепенно охватывают удивительные чувства - радости, нравственного удовлетворения и сопричастности тому великому и непреходящему, что именуется Литературой. Именно так - с большой буквы, с огромным уважением и любовью относится писатель Эльчин к персонажам, произведениям, а также к создавшим эти персонажи и произведения бессмертным именам своих духовных прародителей. В дневниках Эльчин обращается к ним не однажды, неустанно размышляя над тайнами их великих творений. В одной из записей он даже признаётся, что порой видит своих любимых героев во сне, встречается с ними как со старыми добрыми знакомыми: Анной Карениной Толстого, королём Лиром Шекспира, Дон-Кихотом Сервантеса, Аксиньей Шолохова.

"Время бессильно перед книгой". "А может, Слово и есть Время?" - задаётся вопросом писатель. Вначале действительно было Слово. Приобщаясь к Слову, погружаясь в его магию и глубины, человек становится ближе к Создателю. В этом кроется одна из загадок божественной сути Слова, гимном которому является творчество Эльчина..."

С днем рождения вас, дорогой Устад!

Редакция присоединяется к этим теплым поздравлениям и от души желает признанному мэтру художественного слова всего самого наилучшего!