Коррупция в Евросоюзе: скрытая анатомия системы, которая трещит изнутри

Автор: Эльчин Алыоглу, директор Baku Network, специально для Day.Az

Если отбросить официальные мантры о "ценностях", "прозрачности" и "европейских стандартах", реальная картина Брюсселя куда жестче. Последние годы в ЕС идут один скандал за другим - от взяток в чемоданах, найденных у депутатов, до подкупа чиновников на уровне внешнеполитической службы. И все это не случайные эпизоды, а цепь, очевидно, системная.

Сегодня коррупционная лихорадка в Евросоюзе достигла такого уровня, что сама его бюрократия стала похожа на большой, дорогой офис, где внешние игроки - от Персидского залива до Китая - покупают не только "влияние", но и конкретные решения.

2 декабря 2025 года Брюссель проснулся в атмосфере ледяного шока. Бельгийская полиция по указанию Европейской прокуратуры вошла в самое сердце дипломатической машины Евросоюза - Европейскую службу внешних связей. Обыски прошли не где-то на периферии, не среди серых функционеров, а прямо в штаб-квартире EEAS. Одновременно следователи появились в College of Europe в Брюгге - элитном учебном центре, который десятилетиями формировал будущих дипломатов ЕС, - и в частных домах, где жили потенциальные фигуранты дела.

К вечеру стали известны имена задержанных: Федерика Могерини - бывший высокий представитель ЕС по иностранным делам, лицо европейской дипломатии второй половины 2010-х; Стефано Саннино -  бывший генеральный секретарь EEAS, один из архитекторов дипломатической логистики ЕС; и третий фигурант, менеджер College of Europe. Это был момент истины: впервые за историю объединенной Европы удар пришёлся не по рядовым чиновникам, а по самой аристократии брюссельского истеблишмента.

Особо следует подчеркнуть: Федерика Могерини - не одиночка и не случайная фигура в этом сюжете. Она - многолетний политический спутник Жозепа Борреля, человека, который тоже руководил европейской дипломатией так, как если бы внешняя политика ЕС была его личной вотчиной. Боррель и Могерини - две детали одного механизма, два полюса одной системы. Отделить их невозможно, как невозможно отделить руку от тени, которую она отбрасывает. Поэтому расследование, начатое бельгийской прокуратурой, неизбежно должно затронуть и Борреля - слишком много нитей тянется в его кабинет, слишком много совпадений, чтобы списать их на случайность. И именно это сейчас пугает брюссельскую элиту: за фасадом "европейских ценностей" могут вскрыться такие пласты, что Qatargate покажется лишь разминкой.

Расследование касается распределения средств на программу подготовки европейских дипломатов - European Union Diplomatic Academy. Ключевую роль здесь играл College of Europe, ставший центром всего скандала. Именно туда, по версии следствия, "утекли" заранее известные условия тендера. Именно туда стекались финансовые потоки, замаскированные под "академическую деятельность". И именно там Могерини, ставшая ректором в 2020 году, получила возможность влиять на то, кому достанется контракт на сотни тысяч евро.

Формулировки обвинений - показательные: мошенничество при государственных закупках, коррупция, конфликт интересов, использование служебной информации в частных целях. Но за этими юридическими терминами скрывается гораздо более глубокая история. Это не про один тендер. Это про систему, где личные связи, политическое братство и кулуарные переговоры формируют невидимый слой власти, недоступный глазу обычного европейского гражданина.

Могерини и Саннино - фигуры очень "удобные". На них можно списать многое, обозначить "точечный сбой", локализовать пожар. И они действительно связаны со скандалом, но, как и в любом политическом землетрясении, самое опасное - это не эпицентр, а подземные разломы.

Величайший парадокс этого дела в том, что один из ключевых соратников Могерини - Жозеп Боррель - до сих пор будто бы стоит в стороне. Хотя если смотреть не глазами пресс-релизов, а глазами политического анализа, очевидно: Боррель был не просто наблюдателем вокруг College of Europe, а человеком, включенным в тот же круг доверия, тот же дипломатический "клан", ту же институциональную традицию, где посты распределяются внутри закрытого братства "старших европейцев".

Именно поэтому вопрос о его ответственности неизбежен. Слишком долго он находился рядом с ключевыми фигурантами. Слишком тесно связан с системными решениями. Слишком много стратегических назначений прошло через его руки. Если Могерини - симптом, то Боррель - контекст. И без анализа его роли картину не сложить.

Реакция Брюсселя на скандал напоминает попытку тушить пожар в храме, поливая огнем стены: много шума, много жестов, но суть от этого не меняется. Европейская комиссия поспешила заявить, что "дело касается EEAS, а не самой Комиссии". Саннино тут же ушёл в отставку - чтобы не парить воздух. Могерини уверяет, что готова сотрудничать. Политики говорят языком, который вырабатывает брюссельская школа: громко, важно и ни о чем.

Тем временем политический ущерб растет. Что скажет обычный европейский гражданин, когда узнает, что академия, призванная воспитывать "новую честную дипломатию ЕС", сама стала источником коррупции? Как воспримут эту историю страны-кандидаты, которым Брюссель читает лекции о транспарентности? И каким будет доверие к европейским внешнеполитическим структурам, когда выясняется, что в их верхушке действовали схемы, достойные третьесортной колониальной администрации?

Символично, что в день, когда вспыхнул скандал, Европарламент гордо принял общую антикоррупционную директиву. Брюссель торжественно поднял флаг борьбы с коррупцией - в момент, когда под стенами его же дипломатического офиса стояли полицейские фургоны. Если бы ситуация не была такой разрушительной, ее можно было бы назвать европейской версией абсурда: директивы принимаются быстрее, чем расследуются реальные дела.

Но самое тревожное - это неопределенность. Никто не знает, насколько глубоко уйдет расследование. Не ясно, затронет ли оно других чиновников высокого ранга. Непонятно, появятся ли новые фигуранты. В кулуарах звучит осторожное слово "волна": как в 1999 году, как в Qatargate, как в Eurostat. История ЕС показывает: если вскрывается коррупция такого масштаба, обычно это только начало.

А значит, вопрос сейчас стоит не только о судьбе трёх задержанных. Вопрос стоит о самом устройстве европейской дипломатии, о культуре власти, о том, кто на самом деле принимает решения в Брюсселе. И - о том, куда в этой цепочке исчезает Жозеп Боррель, чья тень слишком велика, чтобы игнорировать ее.

Пока подозреваемые на свободе, пока формально действует презумпция невиновности. Но политическая презумпция - совсем другая: доверие к европейским институтам уже подорвано. И если следствие доведет дело до конца, если имена начнут вытягиваться одно за другим, Европа рискует увидеть не просто коррупционный эпизод, а кризис легитимности на самом высоком уровне.

Скандал Могерини - это не финал. Это первая трещина в фасаде. А то, что за ней скрывается, может изменить всю архитектуру европейской власти.

Если дело Могерини - это коррупция в корпусе европейской дипломатии, то Qatargate стал взрывом в Европарламенте. Этот скандал наглядно показал, что парламент ЕС оказался открытой площадкой для внешнего влияния, где мешки налички - не метафора, а прямой инструмент давления.

В конце 2022 года бельгийские следователи одновременно ворвались в квартиры депутатов и их помощников. За сутки они нашли чемоданы и пакеты, набитые наличными. Сумма - около полутора миллионов евро. И это только то, что лежало на виду.

В эпицентре оказалась греческая депутат Ева Кайли - на тот момент один из вице-президентов Европарламента. Ее отец пытался унести из отеля чемодан, набитый банкнотами. В тот же день Кайли лишили статуса вице-президента и арестовали.

Рядом всплыла фигура Пьера Антонио Пандцери - бывшего депутата, который после ухода из политики создал правозащитную НПО Fight Impunity. Это название сегодня в Брюсселе вызывает нервный смех: фонд оказался, судя по показаниям фигурантов, "кассой" для взяток из Катара и Марокко. Через него шли платежи, которые затем раздавались "нужным людям": депутатам, помощникам, лоббистам.

Партнер Кайли, парламентский ассистент Франческо Джорджи, раскололся сразу. Он подтвердил, что получал деньги и распределял их в интересах внешних заказчиков. Пандцери пошел еще дальше - заключил сделку со следствием, пообещав раскрыть всю сеть влияния в обмен на мягкий приговор.

Скандал не затух даже в 2025 году - наоборот, он мутировал. Под подозрение попали новые депутаты - из Италии, Бельгии, даже те, кто считался "европейскими моральными авторитетами".

По сути, Qatargate вскрыл болезнь: Европарламент оказался уязвим для иностранных правительств, которые покупали не просто "мнения", а конкретные решения - от резолюций по правам человека до поправок в торговые договоры.

Пока Европа обсуждала "чемоданы Катара", следователи вскрыли вторую линию - китайскую. Она выглядела гораздо тише, но куда технологичнее.

В марте 2025 года в Бельгии и Португалии прошли обыски, арестованы несколько человек - среди них бывшие ассистенты евродепутатов, связанные с китайскими структурами. Выяснилось, что китайские корпорации и связанные с ними посредники использовали не чемоданы, а "экспертные контракты", оплаченные поездки, дорогие мероприятия, консультационные договоры для обхода норм.

Это была высокая школа влияния: минимум шума, максимум охвата. Деньги шли по документам - но за услуги, которые никто не может толком описать. В результате оказались под следствием восемь человек - и это только поверхностный слой.

Для ЕС это болезненно: впервые официально подтверждено, что парламент и окружающий его аппарат могли быть использованы как канал политического и экономического влияния Китая.

История 2012 года, когда еврокомиссар Джон Далли был вынужден уйти в отставку, казалась тогда громкой - но в ретроспективе выглядит почти скромной на фоне Qatargate.

В центре сюжета - попытка пролоббировать через знакомого предпринимателя смягчение директивы ЕС по табачным изделиям. Цена вопроса, озвученная в рамках расследования, - 60 миллионов евро. Да-да, шестьдесят. По европейским меркам - это уже не "коррупционный эпизод", а откровенная продажа политических решений.

Далли утверждал, что стал жертвой интриги, но исход был беспощаден: его вынудили уйти. Позже он пытался судиться, но безуспешно. Спустя годы он снова оказался на скамье подсудимых по тому же делу - что само по себе говорит многое.

А этот скандал начала 2000-х не получил такого медийного раскручивания, как Qatargate, но затронул не менее важный орган - Eurostat, статистическую службу ЕС, чьи данные определяют бюджетные правила для государств-членов.

В ходе расследования выяснилось, что внутри агентства действовала двойная система учета - официальная и "неофициальная", куда уходили миллионы евро. Контракты завышались, деньги списывались на фиктивные работы, создавались "черные кассы".

Несколько менеджеров были отстранены, часть дел дошла до суда. Но основной удар пришелся по репутации системы контроля ЕС - оказалось, что даже в таком ключевом институте можно на протяжении лет выводить бюджетные средства без серьезного риска.

Коррупция в ЕС не началась вчера. Первый гигантский кризис случился еще в конце 90-х, когда комиссия Жака Сантера ушла в отставку полностью - впервые в истории ЕС.

Причины были классические: кумовство, фиктивные контракты, злоупотребления в распределении бюджетных средств. Особое внимание привлекла французский комиссар Эдит Крессон, которая устроила на оплачиваемые позиции людей из своего окружения - включая собственного стоматолога.

Тогда ЕС пообещал реформы, создал антикоррупционное управление OLAF. Но, как показывает сегодняшний день, это была лишь косметика.

История Евы Кайли - вице-президента Европарламента - стала символом этой откровенной распродажи. Чемоданы, набитые евро, найденные в ее квартире, у ее отца, у бывших депутатов и их помощников; признания о деньгах из Катара и Марокко; "правозащитные" фонды, использовавшиеся как прачечные для обналичивания - всё это показало, насколько глубоко внешние режимы проникли в организм ЕС. И самое страшное - не сами чемоданы. Самое страшное в том, что подобные схемы действовали годами, параллельно официальной политике, на глазах у тех, кто обязан был это замечать.

Вот здесь в центре второй линии ответственности оказывается Роберта Мецола, президент Европарламента. Она - лицо "новой Европы", громкая защитница нравственности, "голос реформ". Но когда начались проверки, стало известно, что сама Мецола не задекларировала вовремя роскошный оплаченный визит, включающий проживание, винные дегустации и мероприятия, которые по правилам должны были быть отражены сразу. Она закрутила скандал о морали, но сама попала в историю, где правила оказались опциональными.

И это - важная деталь: наверху правят одни нормы, внизу - другие. Простым депутатам - лозунги и угрозы санкций. Высшему руководству - щадящий режим и своеобразная "интерпретация" регламента. Когда президент парламента сама нарушает собственные стандарты и одновременно блокирует принятие жёстких антикоррупционных норм, возникает не просто когнитивный диссонанс - возникает подозрение, что система не очищается, а спасает себя.

... Когда все эти истории - от чемоданов наличных до академических схем, от лоббистов с Востока до "правозащитных фондов" как параванов -  складываются в единую мозаику, у наблюдателя возникает не вопрос, а вывод. Евросоюз, который десятилетиями изображал из себя маяк прозрачности, на деле превратился в гигантский магнит для внешних интересов. Это рынок, где продают не людей, а регламенты; где голос не так ценен, как поправка в документе; где правила можно изгибать, если знать, кому занести и какую дверь открыть.

Европейская бюрократия, раздутая до размеров имперской машины, выглядит внушительно только снаружи. Вблизи она напоминает старинный театр: колонны - картонные, стены - из фанеры, а под сценой - лабиринт тех, кто научился проходить сквозь щели контроля. Контрольно-надзорные структуры, созданные после прежних скандалов, оказались похожи на броню, которая блестит при свете прожекторов, но трескается при первом же ударе реальности.

Пока одни чиновники уходят в отставку "по собственному желанию", а другие отделываются громкими заявлениями о сотрудничестве, кризис лишь углубляется. Потому что трагедия Евросоюза - не в отдельных коррумпированных фигурах. Трагедия - в том, что система не умеет наказывать своих. Она умеет только скрывать, откладывать, размазывать ответственность по слоям бюрократии, как будто время само поглотит следы.

Коррупция здесь давно перестала быть сбойным механизмом. Она - часть фундамента, тот самый скрытый несущий столб, который никто не рискует убрать, чтобы не обрушить всю конструкцию. Кулуары давно заменили собой парламентские дискуссии, личные связи - законы, а тень внешних игроков спокойно гуляет по коридорам европейских институтов, оставляя за собой еле заметные, но дорогостоящие следы.

Потому финальный вывод звучит не как провокация, а как диагноз: Евросоюз - это структура, подточенная изнутри, погруженная в собственный водоворот коррупции. Это организм, у которого больше не болят отдельные органы - гниет сама система кровообращения. И сколько бы в Брюсселе ни возводили фасадов из красивых слов, трещины уже прорвались наружу.

Их невозможно замазать - их можно только наконец признать.

Поэтому вопрос сегодня стоит не в том, "виноваты ли Могерини или Кайли".

Вопрос в другом: готов ли Евросоюз впервые за долгое время посмотреть в зеркало - и увидеть там не образ "цивилизационного эталона", а собственную бюрократическую олигархию, построенную на двойных стандартах, подмене ответственности риторикой и хроническом отсутствии контроля?

Если расследование ограничится блужданием вокруг отдельных фамилий, Европа просто залатает дыру.

Если дойдет до верхних этажей - до Борреля, до Мецолы, до тех, кто годами формировал правила игры, - тогда у ЕС появится шанс впервые за десятилетия назвать вещи своими именами.

Иначе все это останется тем же, чем было всегда: системой, которая публично клеймит коррупцию, а приватно давно научилась жить на её процентах.