Россия без рук: как мигранты спасают экономику вопреки запретам

Автор: Эльчин Алыоглу, директор Baku Network

Россия сегодня переживает один из самых затяжных демографических кризисов в своей современной истории. К началу 2025 года численность населения страны сократилась примерно до 146 миллионов человек. Естественный прирост остаётся устойчиво отрицательным: только в 2022 году показатель составил минус 0,38 процента, а к концу 2024 года убыль превысила 596 тысяч человек. Наибольшие потери приходятся на мужчин трудоспособного возраста - 18-44 лет, что угрожает экономической жизнеспособности целых отраслей.

На этом фоне трудовые мигранты стали не просто необходимым кадровым ресурсом, а фактически стратегическим инструментом демографической и экономической стабилизации. Россия вынуждена опереться на этот рычаг, чтобы компенсировать нарастающий дефицит рабочих рук.

Масштабы и структура миграции

По разным экспертным оценкам, в 2022 году на территории России трудились около 3,1 миллиона мигрантов, что составляло порядка 3,7 процента от общего числа занятых в экономике. Диапазон оценок колеблется от 1,8 до 4,8 миллиона человек в зависимости от методики учёта. Основная масса этих работников приезжает из стран Центральной Азии и Южного Кавказа - Узбекистана, Таджикистана, Киргизии, Азербайджана, Армении.

Часть мигрантов имеет легальный статус, однако высокая доля нелегальной занятости остаётся серьёзным вызовом. Определённое прояснение ситуации наступило в 2024 году после введения электронной системы регистрации мигрантов, которая позволила более чётко отследить миграционные потоки и попытаться вывести из тени хотя бы часть трудовых ресурсов.

Экономическое значение мигрантов

Устранение дефицита рабочих рук. По данным Минтруда, в 2023 году дефицит рабочей силы в России достиг 4,8 миллиона человек. Прогнозы до 2030 года предполагают, что дефицит стабилизируется на уровне около 2,4 миллиона. Именно мигранты в значительной мере помогают залатать этот кадровый провал - особенно в строительстве, коммунальном хозяйстве, промышленности, сельском хозяйстве.

Характерный пример - март 2025 года в Вологодской области, где власти отменили запрет на труд мигрантов после жёстких протестов со стороны промышленных предприятий, оставшихся без рабочих.

Вклад в ВВП и бюджет. Экономисты оценивают, что трудовые мигранты создают от 7 до 8 процентов российского ВВП. За период с 2015 по 2021 годы налоговые поступления, связанные с мигрантами, составили порядка 386 миллиардов рублей. Для отраслей, где по-прежнему велик удельный вес неквалифицированного ручного труда, эти люди - фактически опора, без которой производство попросту встанет.

Мигранты как драйвер роста. Ряд панельных исследований по 80 регионам России показал: регионы с более высокой долей мигрантов демонстрируют более высокую производительность труда и темпы экономического роста. Классическая модель Кобба-Дугласа подтверждает, что приток мигрантов повышает совокупный выпуск продукции и подталкивает инвестиции. Особенно это заметно в инфраструктурных и строительных мегапроектах, где относительно низкая стоимость рабочей силы мигрантов даёт возможность реализовать проекты, которые иначе затянулись бы или не стартовали вовсе.

Новые тренды и риски

Ужесточение контроля. После теракта в концертном комплексе в марте 2024 года российские власти резко усилили миграционный контроль. Только за первое полугодие 2024 года число депортированных мигрантов достигло порядка 100 тысяч человек, что на 50 процентов больше по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. Усиление законодательства, рост антимиграционной риторики и волна массовых проверок стали новым трендом, который в ближайшие годы вряд ли пойдёт на спад.

Диверсификация источников. В 2025 году власти заявили о намерении привлекать трудовых мигрантов не только из стран СНГ, но и из более отдалённых регионов - например, из Мьянмы и Северной Кореи. По последним данным, в 2025 году в России работали уже около 15 тысяч северокорейцев. Такая стратегия позволяет снизить зависимость от Центральной Азии, однако вызывает множество вопросов с этической и международно-правовой точки зрения, включая нарушение санкционных режимов.

Теневая занятость и эксплуатация. Примерно 13 миллионов человек в России, включая мигрантов, трудятся в неформальном секторе. Для мигрантов это означает отсутствие гарантий оплаты, защитных механизмов, регулярные задержки зарплат, крайне скверные условия проживания и даже случаи принуждения к участию в боевых действиях. Эта сторона российского рынка труда остаётся болезненной и угрожающей социальной стабильности.

Геополитическое измерение

Внутриполитический конфликт. Российское государство постоянно балансирует между объективной экономической потребностью в мигрантах и растущим запросом общества на ограничение их присутствия. Такая двойственность регулярно вызывает конфликты и становится причиной напряжённости даже во внешнеполитических отношениях, например с Таджикистаном или Кыргызстаном, когда их граждан массово высылают.

Экспорт влияния. Для стран-доноров рабочей силы, прежде всего Таджикистана и Кыргызстана, денежные переводы из России - жизненно важный источник экономики, достигающий до 30 процентов их ВВП. Это делает эти страны крайне чувствительными к решениям Москвы по визовой или трудовой политике. В этом смысле Россия использует трудовую миграцию как рычаг геополитического давления и регулирования отношений с партнёрами.

Дефицит рабочей силы в России - долгосрочный, структурный и оценивается минимум в 4-5 миллионов вакансий, которые в ближайшие годы попросту некому будет заполнить, кроме мигрантов. Их вклад в экономику - порядка 7-8 процентов ВВП - это не символическая цифра, а основа целых отраслей.

Социальные конфликты вокруг мигрантов вызваны не столько реальной угрозой, сколько страхом перед "чужими". Но без интеграционных программ и цивилизованного регулирования миграции стабильности на рынке труда достичь невозможно.

Теневая занятость и эксплуатация подрывают социальную устойчивость, создавая почву для вспышек недовольства. А расширение географии миграционного найма добавляет новые риски - от этических до правовых и репутационных.

Россия нуждается в более системном, комплексном подходе к управлению трудовой миграцией. Среди приоритетов:

  • создание прозрачного электронного реестра мигрантов с интеграцией в налоговую систему;
  • стандартизация жилищных и трудовых условий;
  • развитие языковых и правовых курсов для быстрой интеграции;
  • заключение межправительственных соглашений с ключевыми странами-донорами рабочей силы;
  • стимулирование региональных программ адаптации мигрантов.

... Россия вступает в новую фазу противоречий, где собственная экономика, похоже, идет наперекор политической риторике. Официальные заявления о "защите рабочих мест" всё чаще разбиваются о сухие цифры: кадровый дефицит в стране уже в 2023 году превысил 4,8 миллиона человек и продолжает расти. Прогнозы - к 2030 году в России будет не хватать еще около 2-2,4 миллиона работников. Парадоксально, но на фоне этой катастрофической нехватки трудовых рук уровень безработицы в стране остаётся крайне низким - всего 2,3-2,4 %, что вызвано не столько успешной занятостью россиян, сколько демографическим провалом, массовой мобилизацией и оттоком квалифицированных специалистов.

Мигранты сегодня, как бы этого ни отрицали чиновники, обеспечивают России до 7-8 % ВВП, и только за 2015-2021 годы в российский бюджет благодаря их налогам поступило почти 400 миллиардов рублей. Но вместо системной работы по интеграции и защите этих людей государство разворачивает всё более жесткую политику ограничений.

Этнопреступность как лингвистический яд: почему использование этого термина в России не только вредно, но и противозаконно

Термин "этнопреступность" за последние годы превратился в один из самых опасных инструментов манипуляции общественным сознанием в России. Несмотря на видимую "привлекательность" для отдельных популистских политиков и медиа, использование этого выражения не выдерживает критики ни с точки зрения права, ни с позиции здравого смысла, ни с позиций международных обязательств Российской Федерации.

Прежде всего, важно подчеркнуть: в российском уголовном законодательстве отсутствует понятие "этнопреступности". Преступление всегда имеет индивидуального субъекта - человека, который совершает противоправное деяние, и отвечает он исключительно за свои личные действия. Вменение коллективной ответственности по национальному, этническому или расовому признаку - это прямое нарушение ст. 19 Конституции РФ, гарантирующей равенство всех граждан независимо от происхождения, национальной принадлежности, языка, вероисповедания.

Определяя понятие преступления, ст. 14 Уголовного кодекса РФ ясно констатирует: "преступлением признается виновно совершённое общественно опасное деяние". Никаких отсылок к этнической или расовой природе субъекта в кодексе нет и быть не может - поскольку это означало бы нарушение международных конвенций, к которым Россия присоединилась. Среди них - Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1965), Международный пакт о гражданских и политических правах (1966), а также Европейская конвенция по правам человека. Все эти документы прямо запрещают сегрегацию и клеймение целых этнических или расовых групп на основе действий отдельных их представителей.

Так называемая "этнопреступность" подрывает принцип индивидуализации уголовной ответственности, являющийся краеугольным камнем всего современного правопорядка. Коллективная ответственность запрещена - как анахронизм, унаследованный от тоталитарных репрессий XX века.

Не менее разрушителен этот термин с точки зрения элементарной логики. Он ставит знак равенства между национальной или этнической идентичностью человека и его склонностью к совершению преступления. Это не просто абсурд - это сознательная подмена понятий.

Согласно отчету Министерства внутренних дел Российской Федерации за 2024 год, доля иностранных граждан и лиц без гражданства среди всех осужденных по приговору суда составила лишь около 7,5%. Причем эта категория включает и миграционные правонарушения, которые по определению чаще совершаются иностранцами в силу их статуса. При этом российские граждане составляют подавляющее большинство лиц, осужденных за тяжкие и особо тяжкие преступления - более 91% по данным Судебного департамента при Верховном Суде РФ за 2024 год.

Таким образом, попытка вешать ярлык "этнопреступности" на целые этнические группы не имеет под собой статистических оснований.

Следует отдельно подчеркнуть: дискриминационные термины и риторика - это прямое нарушение международных обязательств, которые Россия взяла на себя, подписав антироссийские, по сути, документы, которые всё равно защищают права человека. В частности, Резолюция 68/237 Генеральной Ассамблеи ООН о Десятилетии людей африканского происхождения 2015-2024 годов прямо осуждает любые формы этнической стигматизации, включая терминологию, создающую у общества ложное впечатление связи между этничностью и криминалом.

Европейский суд по правам человека в ряде своих решений - например, в деле Sejdić and Finci v. Bosnia and Herzegovina (2009) - подчеркнул, что любое ограничение по этническому признаку или навешивание ярлыков противоречит ст. 14 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Если российские официальные лица, правоохранители или СМИ продолжают использовать понятие "этнопреступность", это может рассматриваться как нарушение статьи 20 Международного пакта о гражданских и политических правах, где запрещается разжигание национальной розни.

Опасность термина "этнопреступность" заключается и в том, что он провоцирует рост ксенофобии и радикализации. По данным Левада-Центра (признан иностранным агентом в РФ) в марте 2025 года, более 41% респондентов сталкивались с ксенофобскими заявлениями в социальных сетях, и чаще всего эти заявления были связаны именно с попытками "этнизации" преступности.

Фонд "Общественное мнение" в декабре 2024 года также публиковал данные, что 37% россиян, слышавших о так называемой "этнопреступности", стали менее доверять мигрантам и людям другой национальности. Эти показатели напрямую указывают, как политически опасно легализовать ксенофобский язык.

В развитых демократических государствах идея "этнопреступности" никогда не используется в правовой или официальной терминологии. Ни во Франции, ни в Германии, ни в США, где фиксируется гораздо более высокий уровень миграции, понятия "этнопреступность" в законах нет. Там действует строго индивидуализированный подход: преступник - это гражданин или негражданин, человек с именем и фамилией, а не представитель "этнической группы".

В 2023 году Европейская комиссия по борьбе с расизмом и нетерпимостью (ECRI) отдельно подчеркнула в докладе, что "термины, связывающие преступность с этническим происхождением, угрожают целостности и равенству судебных процессов" и могут нарушать Европейскую хартию основных прав.

Наконец, следует сказать прямо: использование слова "этнопреступность" - это морально грязное и безответственное явление. Оно разделяет общество, формирует враждебность, создает образ "врага" на этнической основе. В итоге это бьет по самым базовым принципам правового государства, где ценится достоинство личности, а не коллективная вина.

Русская литература и культура всегда выступали против коллективных ярлыков - вспомним классические примеры, от Достоевского до Толстого, где человек отвечает за собственные поступки, а не за кровь или происхождение.

Термин "этнопреступность" следует решительно изъять из публичного и правового оборота. Он вреден, антиконституционен, противоречит международному праву и разрушает принципы индивидуальной ответственности, лежащие в основе как российского, так и мирового уголовного права.

Если Россия хочет сохранять лицо как государство, уважительно относящееся к своим международным обязательствам и правам человека, ей следует прекратить легитимизацию подобной риторики. Каждый преступник - это индивидуальный преступник, а не "представитель этноса". Именно таков закон, такова логика, таковы нормы цивилизованного общества, которые мы обязаны защищать.

Законы против здравого смысла

Сфера ограничений расширяется с пугающей скоростью. В ряде регионов - от Московской области до Вологодской - введены запреты на работу мигрантов в строительстве, транспорте, здравоохранении, образовании. И это при том, что именно там фиксируется острый кадровый голод.

Случай в Вологодской области стал показательным: местные власти запретили мигрантам работать на стройках, но после резких предупреждений от Severstal, чьи проекты стоили 120 миллиардов рублей, запрет был отменён буквально через месяц. Слишком велик оказался риск остановки целых отраслей экономики.

При этом репрессивная практика лишь усиливается. Количество оснований для депортации расширяется вплоть до "мелких правонарушений", а число проверок и рейдов растёт: в первой половине 2024 года депортировано более 100 000 человек - на 50 % больше, чем годом ранее.

Населению внушают, что мигранты якобы несут преступность. Но реальная статистика опровергает этот тезис: лишь 1,6 % преступлений в 2020 году связаны с иностранцами, причём тяжкие составляют лишь 0,5 %.

Куда более тревожны другие цифры - те, что говорят о росте травматизма и хронических заболеваний среди мигрантов. Долгие смены, отсутствие полноценного доступа к медицине, фактическая бесправность делают этих людей жертвами эксплуатации. При этом дискриминация и насилие, особенно в южных регионах, лишь подливают масла в огонь.

Ужесточение законов уже бьёт по экономике. После мартовского теракта в Crocus City Hall давление на мигрантов стало ещё сильнее, и миграционные потоки в 2023-2024 годах достигли минимума с ковидных времён. Страну покинули до миллиона зарегистрированных мигрантов, а приток нелегальных сократился на 40 %. Центральный банк и Минтруд прямо предупреждают: это несёт риск стагфляции - экономического застоя при росте цен, когда просто некому работать.

Эти процессы напрямую затрагивают регионы. Строительство, сельское хозяйство, сфера услуг - все они завязаны на мигрантский труд. В Severstal, в Союзе сталелитейщиков, в крупных компаниях открыто говорят о срыве многомиллиардных проектов.

Впрочем, это проблема не только России. Ужесточения бьют по Центральной Азии, чьи страны теряют важнейшие валютные поступления. Падение денежных переводов уже бьёт по социальным системам Таджикистана, Кыргызстана, Узбекистана и увеличивает риск радикализации молодежи. Когда у людей нет заработка и надежды, они становятся лёгкой добычей экстремистов - об этом с тревогой говорят даже зарубежные эксперты.

Ксенофобия как политика

При этом интеграция мигрантов остаётся на словах. Программы обучения, признания квалификаций и адаптации либо недофинансированы, либо имитируются на бумаге. В итоге правоохранительные органы и чиновники извлекают выгоду из нелегального положения мигрантов, превращая любую проверку в источник коррупционного дохода.

На этом фоне усиливается националистическая риторика - от церковных иерархов до депутатов, которые делают карьеру на страхе перед "чужаками". В обществе растёт ксенофобия, и этот страх целенаправленно раздувается.

Вся эта схема держится на иллюзии: будто россияне готовы массово занять вакансии мигрантов. Но жизнь показывает обратное: там, где вводятся жёсткие ограничения, спустя считанные месяцы приходится отыгрывать назад. Работодатели попросту не могут найти нужное количество людей, а значит, экономика сыпется.

В сухом остатке речь идёт не о защите интересов граждан, а о политическом шоу - причём шоу крайне опасном. Если миграционные потоки обрушатся окончательно, Россию ждёт не рост локальной занятости, а ещё большее торможение экономики, усугублённое санкционным давлением и демографическим спадом.

Реальные меры очевидны:
- отменить произвольные региональные запреты, особенно в строительстве, транспорте, здравоохранении;
- признать, что миграция - это стратегический ресурс, без которого страна не справится;
- вложиться в реальные программы интеграции: языковые курсы, медицинская поддержка, признание дипломов;
- ограничить основания для депортации только тяжкими преступлениями;
- наладить открытый диалог с государствами-донорами мигрантов, чтобы защитить их права и создать прозрачные условия долгосрочной занятости.

Россия сегодня стоит перед выбором: либо выстроить цивилизованную систему миграционного управления, которая даст стране шанс сохранить экономическую и социальную стабильность, либо продолжить путь репрессий, ведущий к стагнации и радикализации.

Сильная страна - это не только военные парады и патриотические лозунги. Это в первую очередь справедливые и разумные правила игры для всех, кто честно трудится, кто хочет строить и развивать страну, даже если он приехал издалека.

Если же Россия оттолкнёт этих людей - она рискует оттолкнуть собственное будущее.

Трудовые мигранты - это не временные "гости", а необходимое и системообразующее звено российской экономики. Они обеспечивают не только строительство и сельское хозяйство, но и пополняют бюджет, стимулируют потребление, поддерживают занятость и сглаживают демографические перекосы.

Без продуманной, сбалансированной миграционной политики Россия рискует угодить в ещё более глубокие социальные и экономические потрясения. Грамотная интеграция мигрантов может превратить их из уязвимого и маргинализированного слоя в полноценный драйвер роста и стабильности - и это шанс, который страна не имеет права упустить.