Конец XIX века: Как Россия перестала поддерживать армянскую церковь

После завоевания Южного Кавказа Россией и перехода под ее власть Эчмиадзинского монастыря - местопребывания патриарха-католикоса всех армян - империя получила дополнительные возможности для использования армян в своей внешней политике на Востоке. Патриарх-католикос считался не только духовным главой всех армян, где бы они не находились, но и был олицетворением идеи политического единства разбросанного по миру армянского народа. Российские власти старались извлечь максимальные выгоды из главенства Эчмиадзинского патриаршего престола над всеми армянами, особенно, населяющими Османскую империю.

Эчмиадзинский патриарх-католикос был наделен самыми безграничными полномочиями и привилегиями, по сравнению с иными главами неправославных конфессий в Российской империи. Для российского правительства весьма сложным было четко определить права и статус патриарха-католикоса. Он должен был пользоваться духовным авторитетом у верующих за границей и одновременно выполнять административные требования в России, следовательно, его власть должна быть ограниченной и в то же время очень широкой.

До определенного момента влияние Эчмиадзинского патриаршего престола на мировое армянство оставалось незыблемым. Однако в середине XIX в. среди армян Османской империи начинает шириться национал-сепаратистское движение, подпитываемое диаспорой. Церковь во главе с Эчмиадзинским патриархом-католикосом, находясь под влиянием заграничных армян, превращалась в распространителя идей и мечтаний мирового армянства, шедших в разрез с государственными интересами Российской империи.

Такое положение вызвало обеспокоенность у российских властей, все чаще начавших сталкиваться с оппозиционностью армянских церковных иерархов, переходящей порой к открытой конфронтации.

Первые открытые противоречия между правительством и Эчмиадзином стали проявляться при патриархах-католикосах Матеосе I (годы патриаршества: 1858-1865) и Кеворке IV (годы патриаршества: 1866-1882). К примеру, Матеос, отличавшийся особым недоброжелательством к России, составил проект нового Положения об управлении армяно-григорианской церкви, по которому предполагалось власть патриарха-католикоса полностью изъять из зависимости от правительства, лишая его права утверждать главу армянской церкви. Матеос предлагал также предоставить патриарху-католикосу право утверждать епархиальных начальников без высочайшего утверждения, причем Эчмиадзинскому престолу проектировалось присвоить нечто вроде экстерриториальности в пределах Российской империи. Проект этот не получил, однако, движения из-за смерти Матеоса.

Аналогичное пренебрежение к властям проявлял и патриарх-католикос Кеворк. По сведениям, собранным в Управлении главноначальствующего гражданской частью на Кавказе в 1883 г., он укрывал от правосудия духовных лиц, совершивших уголовные преступления, скрывал факты вымогательств духовенства с населения. Кеворк сам устанавливал в каждом приходе обременительные для прихожан сборы в пользу Эчмиадзинского монастыря. Именно из-за этих поборов в Бакинской и Эриванской губерниях, а также в деревне Вагаршапат (у самого подножья Эчмиадзинского монастыря) армяне стали переходить в лютеранство.

Как отмечалось в губернаторских донесениях, этот переход объяснялся не пропагандой протестантских миссионеров, а поборами армянского духовенства и его отрицательными качествами.

Отношения между властями и церковью постепенно заходили в тупик, трения происходили все чаще, принимая с каждым разом резкие обороты. Растущая непокорность католикоса, отражавшаяся на настроениях армянского населения империи, стала все больше настораживать Петербург. Кроме того, обострение армянского инсуррекционного движения в Турции вызывали необходимость обсудить вопрос об отношении русского правительства к высшему армянскому духовенству. Все большее усиление армянского националистического движения на Кавказе, неуступчивость высшего армянского духовенства, проявлявшаяся в открытом и тайном неподчинении властям и закону, вынудили правящие круги России поставить вопрос, что называется, ребром.

И произошло то, что можно без преувеличения считать началом коренной ломки традиционной политики поощрения и умиротворения армяно-григорианской церкви со стороны России.

Этот водораздел наступил в конце 1895 г., когда главноначальствующий гражданской частью на Кавказе С.А.Шереметев представил Всеподданнейшую записку императору Николаю II. В ней, наряду с другими вопросами, он коснулся отношений властей с армяно-григорианским духовенством и проблем с учебным процессом в армянских духовных школах. Особое внимание императора привлекли слова главноначальствующего относительно вреда этих школ для государственных интересов, вследствие чего он предлагал не делать никаких уступок патриарху-католикосу в школьном вопросе.

С.А.Шереметев предлагал изъять из ведения армянского духовенства вопросы образования армянского сельского населения для предупреждения возможных осложнений и обострения "армянского вопроса". Суть предложений сводилась к тому, чтобы существующие церковно-приходские школы передать в заведывание Кавказского учебного округа; усилить надзор за существующими армянскими обществами и при малейшем нарушении ими уставов закрывать эти общества. В случае, если эти меры окажутся неэффективными, глава кавказской администрации предлагал отобрать у армяно-григорианской церкви в пользу казны все ее недвижимое имущество, населенные и ненаселенные имения, назначив за это вознаграждение от правительства. Однако он особо оговаривал, чтобы образовавшийся капитал от доходов с имущества, перешедшего к государству, состоял в ведении правительства, а расходовались только проценты с этого капитала. Данное предложение было императором одобрено, о чем он сделал соответствующую пометку на полях.

Следует отметить, что вопрос о подчинении учебному ведомству религиозных школ, являвшихся в руках церкви удобным средством для претворения в жизнь идей национальной исключительности армянского народа и рассадником будущего сепаратизма, стал первым испытанием в отношениях власти и Эчмиадзина. Он, по сути, предопределил дальнейший ход действий обеих сторон - решимость имперского правительства положить конец привилегиям армяно-григорианской церкви и радикализм последней в отстаивании этих привилегий. Именно школьный вопрос привел впоследствии к решению правительства установить полный контроль над имуществом и капиталами армянской церкви.

2 июня 1897 г. Николай II утвердил мнение Государственного совета о подчинении всех армяно-григорианских церковных школ на территории Российской империи, кроме Эчмиадзинской духовной академии и семинарий, Министерству народного просвещения. Принятое решение натолкнулось на саботаж со стороны духовенства. Католикос Мкртыч (годы патриаршества: 1892-1907) решил, фактически, бросить вызов властям. Он рассчитывал, что этот ход повлечет за собой одно из двух последствий: либо церковь спровоцирует новые законодательные ограничения и даже репрессии против себя, что поставит ее в роль жертвы притеснений со стороны России, либо власть, как это бывало неоднократно, пойдет на попятную и не станет обострять отношения. В середине августа 1897 г. Мкртыч издал кондак о закрытии церковно-приходских школ и передаче их помещений местным церквям, что, фактически, перечеркивало правительственное распоряжение и представляло собой ни что иное, как попытку сохранить за церковной властью контроль над школами и их имуществами.

Наибольшие споры во время реализации на практике закона 2 июня возникли между властями и духовенством по вопросу о том, должны ли вместе со школами переходить в ведение Министерства народного просвещения принадлежащие ими школьные имущества. В связи с этим Николай II утвердил 26 марта 1898 г. положение Комитета министров о том, что имущество учебных заведений также переходит в заведывание учебных ведомств.

Несмотря на вышеупомянутые узаконения от 2 июня 1897 г. и 26 марта 1898 г., армянское духовенство противодействовало их осуществлению, доказывая, что имущество это принадлежит церквам и монастырям на праве собственности. Начались судебные иски, что ставило учебные ведомства в затруднительное положение, отрывая их от прямых обязанностей.

Вызывающее, явно враждебное поведение армянской церкви произвело на российские власти давно ожидаемый эффект, когда, проще говоря, терпеть уже было нельзя. Требовалось принятие кардинальных мер как для ограничения всевластия церкви, так и обуздания армянского национализма, вдохновителем которого она являлась. Эти факторы были главными побудительными мотивами для пресечения антиправительственной деятельности армяно-григорианской церкви. Добиться этого удалось в конце XIX-начале ХХ вв., когда правительство Российской империи пошло на радикальные меры по изъятию армянских школ из ведения церкви и секуляризации имущества последней. Эти меры повлекли за собой обострение отношений между армянами и властью, сопровождаясь серией массовых беспорядков и терактов со стороны экстремистских кругов, нацеленных на рас,шатывание позиций российских властей на Кавказе.

Фархад Джаббаров

доктор философии по истории